Надрывное, отчаянное*«Пустите! Пустите!» ещё долго дрожало в воздухе на два голоса, прежде чем растаяло в шуме потрясённой толпы.
Софья вздрогнула, когда дверь в столовую отворилась. Платье вдруг показалось ужасно тяжёлым, словно оно и в самом деле напиталось водой, а не только в её воспоминаниях. Она оцепенела. Когда-то дарившая радость живая фантазия теперь обернулась проклятием – красочность прошлого сводила с ума. Стоило мыслям унестись назад, и кошмар повторялся вновь.
Будто всё произошло всего мгновение назад, а не год тому.
Бодрый, смеющийся Николай сел напротив. Он, как всегда, старался казаться беспечным, но Софья заметила, как его взгляд на мгновение задержался на её почти нетронутой тарелке. Неодобрение скользнуло по его лицу, но он тут же спрятал его за улыбкой.
– Чудесная погода, не правда ли? – бодро сказал Николай, широко улыбаясь.
Софья изо всех сил попыталась ответить ему тем же. Лёгкая, едва заметная улыбка и неуверенный кивок дались ей с таким трудом, будто она поднимала непосильный груз.
«Словно Сизиф», – с грустной иронией подумала она, но вслух ничего не сказала, лишь продолжила бездумно водить ложкой по тарелке, размазывая кашу.
Николай приезжал регулярно, часто задерживаясь на неделю или полторы, пока дела в имении не требовали его присутствия. Сегодня он появился вновь, намереваясь устроить очередную прогулку – на этот раз пикник. Земля подсохла, и погода наконец позволяла прогреть озябшие кости под мягкими лучами петербургского солнца. Зимой он вывозил её в театр и на балет, однажды даже уговорил отправиться на замёрзшую Неву, чтобы посмотреть скачки. Но, увидев, как разгорячённая толпа глумилась над загнанными животными, Николай сам ощутил отвращение и с тех пор избегал недавно построенного ипподрома.
Софья больше всего на свете хотела забиться в свою комнату – в этот тёмный, затхлый кокон, где можно было бы укутаться в одеяла и погрузиться в вечный сон. Желание исчезнуть из мира не ослабло после её отчаянного броска в реку. Напротив, каждая секунда без Александра лишь разжигала огонь её самоуничтожения. Но она больше не предпринимала попыток уйти из жизни. Это было бы слишком просто. Она убедила себя, что не заслуживает лёгкого избавления. Она должна страдать. Каждое мгновение, каждый вдох должен был ощущаться, словно битое стекло в лёгких.
Поэтому она принимала любое предложение Николая. Что бы он ни придумал, Софья лишь слабо улыбалась и следовала за ним, напоминая блеклую тень самой себя.
В глубине души она надеялась, что одна из их поездок станет для неё последней. Что колесо повозки слетит с оси, лошадь взбрыкнет, или неизлечимая болезнь подкрадётся через глоток холодной воды или через бледного, кашляющего собеседника. И всё закончится.
Пока Николай изо всех сил старался развлечь её – рассказывал о модных пьесах, скандалах вокруг оперных певиц и слухах о романах балерин – Софья рассеянно