Это был последний раз, когда она видела его живым.
Последнее, что он увидел, – искристый солнечный свет, пробивающийся сквозь полупрозрачную толщу воды. Ещё в детстве тетушка предостерегала их о коварстве быстрой, непредсказуемой реки. Но они лишь смеялись над страхами старших. Ничто на свете не могло разлучить верную троицу – Соню, Колю и Сашу. Какая-то речушка уж точно не встанет на пути великих исследователей!
Долгое время водные духи снисходительно относились к забавам заносчивых ребятишек.
Но теперь они выросли, и мир больше не собирался им угождать.
"Как же это жестоко!" – мысленно вскрикивала Софья, вцепившись зубами в одеяло.
Ночью было хуже всего. Тело путалось в пропитанном потом постельном белье, а разум терзали назойливые мысли. Раз за разом сознание рисовало сцены, в которых она предотвращала трагедию. Каждую ночь она находила всё новые и новые доказательства собственной вины.
Она должна была его уберечь. Разве не в этом главная обязанность возлюбленной?
В эти моменты Софья пыталась содрать с пальца обручальное кольцо, но оно, словно упрямилось. Тройная переплетённая шинка прокручивалась на тонком пальце и лишь глубже врезалась в бледную кожу. Белые и синие камни царапали пальцы левой руки. По утрам она тщательно исследовала постель, сдирая наволочки и пряча их в углах комнаты – лишь бы прислуга не заметила пёстрых крапинок крови.
– Я недостойна… недостойна… – отчаянно бормотала она, вновь вцепившись в помолвочное кольцо.
И вдруг до её слуха донёсся до боли знакомый скрип половиц.
"Не может быть!" – первоначальный восторг сменился невнятным страхом. Неужели она окончательно сошла с ума?
Но это были его шаги.
Его и только его!
Никто, кроме Саши, не знал о потайном ходе в её комнату – старой двери, завешенной гобеленом ещё при её пра-прабабке.
Этот скрип она не могла спутать ни с чем.
Она помнила первую ночь, когда услышала его, так ясно, будто это было вчера.
Тогда она тоже не могла уснуть, но то была сладостная бессонница. Нервозность пробегала по телу приятными, теплыми мурашками и сворачивалась в пульсирующий горячий комок внизу живота. Она лежала, укрытая одной тонкой простынёй, глядя в окно на усеянное звёздами небо. Боялась лишний раз вздохнуть, чтобы не пропустить его приближение.
Её шестнадцатилетнее сердце замедлило ход, словно не желая отвлекать её от ожидания.
А потом раздался этот тихий, немного свистящий скрип – и сердце взорвалось, разметав бурлящую кровь по всему телу.
Он тогда не сказал ни слова – просто скользнул в её комнату, словно тень, и сел рядом, так близко, что она почувствовала тепло его кожи. Соня не осмелилась взглянуть на него, только сжала простыню в пальцах, пытаясь унять дрожь. А он тихо взял её руку, прижал к губам, задержался на мгновение – долгом, наполненном безмолвным обещанием. Её сердце билось оглушительно, разомкнуть губы, чтобы что-то сказать, казалось невозможным. Но слов и не требовалось. Они просто сидели в полутьме, слушая дыхание друг друга, и впервые в жизни ей не нужно было ничего, кроме этого.
Наутро оба знали, что ничего уже не будет по-прежнему.
Соня долго лежала, глядя в потолок, ощущая на коже невидимый след его прикосновения. Мир за окном оставался тем же – пели птицы, солнце заливало комнату мягким светом, но внутри неё что-то необратимо изменилось.
Когда она наконец вышла в сад, Саша уже ждал её под старым вязом. Он улыбнулся – чуть смущённо, как будто тоже осознавал хрупкость этого нового чувства. Она хотела сказать что-то лёгкое, привычное, но слова застряли в горле. Он молчал, просто смотрел, и в этом взгляде было всё – признание, нежность, обещание.
Соня не знала, сколько длилось это мгновение. Только одно было ясно: отныне их жизни связаны крепче, чем любые клятвы.
Прошло меньше месяца с тех пор, как это кольцо появилось на её пальце, а теперь она с отчаянием пыталась его стянуть.
И до того момента, когда она стояла на коленях перед его бледным, бездыханным телом, бездумно убирая мокрые волосы с широкого лба, оставался всего год.
За завтраком Софья с трудом заставляла себя есть овсянку. Она уже и не помнила, когда в последний раз испытывала голод. О наслаждении вкусом и речи не шло – еда превратилась в рутинную необходимость, лишь бы тело продолжало подчиняться. И лучше было не задумываться, зачем. Ответ на этот вопрос оказался бы слишком удручающим.
На данный момент её единственной мотивацией было не дать повода для слухов, которые витали среди прислуги. А если уж они что-то обсуждали, значит, вскоре это станет достоянием всего высшего света.
Последняя горячая сплетня, дошедшая до самой Софьи, гласила, что она проклята. Услышав об этом от взволнованного Коленьки, она не сдержалась и громко фыркнула. Как же она сама до этого не додумалась?
Родители её умерли, когда она была ещё ребёнком, и с тех пор она жила