– Да подавитесь! – заявила Женька кому-то (по всей видимости, врагам), оставила свой рюкзак в покое и сказала: – У бабушки всяко должен быть какой-нибудь фонарь. Или хотя бы керосиновая лампа.
– Да, я видел что-то в сарае, – вспомнил Лешка.
В сарае нашелся керосиновый фонарь «летучая мышь». Сашка поднял его и по весу понял, что керосин в нем есть. Проверил спички в кармане:
– Все, пошли, пора, скоро полночь.
– Я еще вот что в сарае нашла! – похвасталась Женька странной бамбуковой палкой с плошкой на конце. – Это тоже фонарь. Точнее, факел. Вот здесь керосин и фитиль. Держи, Леш. – Она сунула находку брату и скомандовала: – Так, Сашка идет впереди, за ним я, Лешка в конце. Вперед, шагом марш!
До горного парка дошли быстро, а потом свернули в лес, чтобы не проходить через центральные ворота и не нарваться на сторожа. Сашка уверенно вел друзей за собой, но внутри нет-нет да и сомневался: а туда ли они идут? Где та шахта из сна? Или из другой реальности? Или из прошлого, когда она еще не была затоплена? Ведь в прошлый раз у него и мысли не было запоминать дорогу: он был уверен, что к каньону выйдет в любом случае, а дальше если идти по туристской дорожке, то всяко мимо шахты не пройдешь. Мимо реальной шахты.
– Вам не кажется, что стало темнее? Может, уже пора фонарь зажечь? – предложила Женька, запнувшись обо что-то на тропинке и едва не грохнувшись на землю.
– Давай я! – сунулся вперед Лешка, бросая свой факел и отбирая у Сашки «летучую мышь».
Зажгли фонарь, а факел решили оставить до того момента, как войдут в штольню.
Как и предложила Женька, впереди шел Сашка с фонарем, за ним младшая Рыжова, за ней – Рыжов-старший, стараясь держаться поближе к источнику света.
– Вы знаете, что после войны где-то рядом были созданы новые выработки? Только до середины семидесятых они сам мрамор не добывали, производили только известь, щебень и мраморную крошку. Мрамор стали добывать позже и занимались этим до середины восьмидесятых. В то время нашим мрамором были отделаны станции петербургского метро «Приморская» и «Ладожская», – рассказывал по пути Сашка. – А потом из-за опасности обрушения закрыли последний карьер…
Он чувствовал, что его повествование в данный момент неуместно, но остановиться не мог: так он себя успокаивал – ему казалось, он просто идет на ночную экскурсию, потому что ночью каньон тоже красив. Рыжовы его не перебивали. Только минут через двадцать Женька снова ойкнула, споткнувшись, и Сашка обернулся к ней, чтобы посветить на дорожку. Высоко поднял фонарь… И встал как вкопанный. За ним остановилась Женька. За ней – Лешка. А за Лешкой стоял кто-то четвертый.
Увидев огромные Сашкины глаза, Женька и Лешка моментально обернулись.
Сзади стоял Вадик Бекетов. Раздувшийся, белый, неживой…
– Чур меня, чур, уйди! – первый попятился Лешка, замахиваясь на утопленника бамбуковым факелом, а потом вдруг ломанулся