250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам. М. К. Лемке

имевшимся еще в мирное время и не проверенным Рузским, Львов представлял собой сильно укрепленный пункт с временными профилями, усиленными кое-где бетоном, Рузский будто бы боялся оставить эту крепость в тылу, тем более что тогда он уже связался боем с наступавшими на его фланг австрийцами. Следуя дальше, чем было приказано, он хотел отрезать пути сообщения австрийской армии, действовавшей против наших правых сил. Иванов не разделял всех этих его соображений и вторично приказал ему исполнить свое приказание. Тогда Рузский донес, что исполнит его… «в меру возможности», а сам все-таки пошел на Львов. Начальник его штаба генерал Владимир Драгомиров находил этот шаг громадной ошибкой и отказался писать приказ войскам о наступлении на Львов. «Хорошо! – сказал Рузский. – Я сам напишу!» – и написал и издал свой приказ. О взятии совершенно пустого города, а не о занятии его, как бы следовало, Рузскому и Ставке донес вошедший туда генерал Щербачев (его корпус). Ставка узнала об этом раньше, чем Рузский, сообщение с которым было «случайно» не вполне налажено…

      В официальных «сообщениях» штаба Верховного вся львовская операция, случайная и по существу крайне вредная, изложена была так, что Рузский сразу сделался героем войны. «После семидневного боя наша армия овладела передовыми сильно укрепленными позициями Львова, вынесенными на 15–20 верст к востоку от города, и приблизилась к главным львовским фортам» (20 августа 1914 г.). «Отступление австрийской армии после поражения у Львова обратилось в бегство, и в наши руки попало около 200 орудий, обозы и масса пленных, число коих выражается в десятках тысяч». «Уже 20 августа наши войска подошли на пушечный выстрел к Львову, форты коего не остановили нашего натиска. 21 августа, в 11 ч утра Львов было охвачен нашими войсками и взят. Вместе с ним в наши руки попала большая военная добыча» (21 августа). Была и просто ложь: «Наши войска ворвались во львовский вокзал на плечах отступавших австрийцев» (23 августа): их там давно уже не было…

      Один намек на суть задуманной, но неудавшейся громадной операции сделан лишь в «сообщении» от 21 августа: «Наши войска двинулись в направлении на Львов, чтобы разбить высланный здесь австрийский заслон и действовать во фланг и тыл главным силам австрийцев», – но заслон проскочил совершенно нечаянно; видя неудачу, штаб отдал все краски на описание львовской авантюры, а общественное мнение, ожидавшее результатов исхода операции, только намеком изложенной 21 августа, успокоил глухим указанием 25 августа: «Австрийская армия, действовавшая в Холмском направлении, отступает под натиском наших сил», усилив это успокоение 27 августа: «Австрийская армия, преследуемая нами, отступает в полном беспорядке».

      …Но и до сих пор русский народ не знает, что австрийская армия в 600 000 человек преблагополучно выскользнула из приготовлившихся ей ножниц, не сжатых своевременно Рузским, который и виноват в ее спасении.

      Между тем, стоило ему начать заходить левым флангом, слегка осаживая правый, – и план Алексеева, при поддержке Брусилова, был бы выполнен. Но это