Потом выяснилось, что про «следующего» слышал сам Штуб. «Словно бы в парикмахерской», – сказал он много позже. Но так случилось, что как раз в эти дни тут работала какая-то «оживительная» бригада докторов, которые брали тех, про которых говорилось – «все, скончался». Оживительная – или как ее там называли? – бригада из сердитых мальчишек в халатах и шапочках под водительством розового и брюхатого старичка хищно и жадно уволокла Штуба на другой стол, и после клинической смерти Август Янович вернулся в сей мир, а затем и в свою палату, где Зося и выслушала его рассказ о том, как он побывал на том свете и что там видел. Зося, естественно, плакала, а полковник Штуб под литерой «военнослужащий Ш.» и по сей день путешествует из учебника в учебник, понятия не имея о своей медицинской популярности.
– Ушибся, понимаешь, – сказал он Зосе, – знакомься, это товарищи…
Ему было так больно, что он не договорил, какие это такие товарищи. Впрочем, Зося и не поинтересовалась: в их доме и до войны, и во время войны, если случалось подобие дома, и нынче постоянно торчали какие-то друзья и знакомые мужа, который любил людей и умел их хвалить, так что Зосе даже завидно делалось, как много у Штуба великолепных друзей.
– Есть будешь? – спросила она из-за двери, пока Устименко ощупывал полковника.
– Непременно! – крикнул Штуб. – Все будем.
– Гематома развивается, – сказал Устименко, вставая. – Давящую повязку нужно, холод в первые сутки. Все пройдет, и быстро пройдет. Уколют вас, чтобы вся эта история хоть спать не мешала…
И распорядился, не глядя на Евгения Родионовича, какую нужно прислать сестру и что ей надобно сделать.
– Есть! – сказал Степанов. – Все будет выполнено.
Он ужасно волновался, не за Штуба, конечно, а только потому, что в этой дурацкой истории была замешана Варвара. Но, разумеется, и не за Варвару, а за себя: ведь как-никак эта чертова Варвара была его сестрой, хоть и сводной. Вечно у него из-за всяких родственных взаимоотношений назревают неприятности. Это был какой-то злой рок! Аглая Петровна – «родственница», Варька – «родственница», родная мать Алевтина Андреевна и та как-то двусмысленно погибла в оккупации – не то ее фашисты убили, не то просто померла в одночасье, но все же в оккупации, и об этом надо писать в анкетах!
– Пойдем? – осведомился Устименко.
– Минуточку, – попросил Женька и прижал толстые ладони к груди. – Минуту, мой друг, айн момент, – фальшивым голосом добавил он. И, оборотившись к Штубу, заговорил так, словно