Гумус. Гаспар Кёниг

поскольку пока еще он верит в себя. Единственный ребенок в семье, привыкший к внутренним монологам, он наконец-то обрел слушателя. Окутанный ночной тьмой, с лицом, освещенным встроенными в пол спотами, Артур критиковал непрерывный рост производства, осуждал бесконечное приумножение потребностей и выступал за умеренность во всем. Описывая современную действительность, он обращался к данным Жан-Марка Янковичи – инженера-эколога, также известного под прозвищем Янко и боготворимого серьезно настроенной молодежью, пытающейся осознать масштабы бедствия, завещанного ей родителями. Воображая будущее, Артур ссылался на Эпиктета, Руссо и Элизе Реклю[3]. Он не был педантом: классические авторы были частью его повседневной жизни; он цитировал их, как цитируют слова пьяного друга, не зная, стоит ли принимать их всерьез.

      Артур также зачитывался книгами Генри Дэвида Торо[4]. Несколько лет тот прожил отшельником на берегу Уолденского пруда в штате Массачусетс, доведя аскезу до своего логического завершения. Торо тратил время на то, чтобы избавляться от вещей, а не накапливать их, не употреблял стимуляторов (в том числе и кофе, который портил ему утро) и даже отказался от подаренного ему коврика (земля ведь не грязная!). В его доме было три стула – один для одиночества, второй для дружбы, третий для общества. Трудясь на своем крошечном огороде, он, сам того не ведая, открыл технику прямого посева без предварительной вспашки. Кто такой Торо – либертарианец или анархист, поэт или философ, – Артуру было фиолетово. Торо олицетворял для него идеал свободного человека.

      От отца-юриста Артур унаследовал ораторские способности, умение отвечать на риторические вопросы, а также некоторое недоверие к политике, заставляющее его сторониться любых разновидностей гражданского активизма. Предполагалось, что этот выпускник известного парижского лицея (имени Генриха IV!) в дальнейшем станет изучать гуманитарные науки – сначала на подготовительных курсах, затем в Высшей нормальной школе, – что, безусловно, отвечало его склонности к чтению давно умерших авторов, чьи амбиции уже никого не волновали, но чьи мысли еще не потеряли актуальности. Но Артур не пожелал идти проторенной дорожкой и, отчасти рисуясь и строя из себя уникальную личность, решил учиться на специалиста в агропромышленной сфере. Студенты-философы и прочие интеллектуалы не внушали ему уважения: вещают о всеобщем упадке, а сами неспособны самостоятельно посадить лук-порей. Панургово стадо псевдобунтарей, способных истоптать его личные убеждения, пугало его. А главное, Артур не мог представить себя зарабатывающим на жизнь продажей результатов своих размышлений. Он не хотел становиться ни профессиональным пророком, ни исступленным инженером человеческих душ. И раз уж философия, на протяжении долгих веков толковавшая мир, теперь взяла на себя труд его преобразовывать, значит, пора засучить рукава.

      Таким образом, на подготовительных курсах Артур выбрал естественные науки,