– Как поживаете? – спросил мистер Мигльс. – Как дела? Я только что вернулся из путешествия. Рад вас видеть.
– И я очень рад, что встретился с вами.
– Спасибо, спасибо.
– Миссис Мигльс и ваша дочь…
– Здоровы, здоровехоньки, – сказал мистер Мигльс. – Жаль только, что вы встретили меня в состоянии, отнюдь не располагающем к хладнокровию.
Несмотря на холодный день, мистер Мигльс был в таком горячем настроении, что возбуждал внимание прохожих, особенно в ту минуту, когда прислонился к стене, снял шляпу и галстук и принялся усердно вытирать потные шею и голову, раскрасневшиеся лицо и уши, очевидно не придавая никакого значения общественному мнению.
– Уф! – сказал мистер Мигльс, снова облачившись. – Славно! Теперь я охладился.
– Вы взволнованы, мистер Мигльс. Что случилось?
– Подождите минутку, сейчас расскажу. Есть у вас время пройтись со мной по парку?
– Сколько угодно.
– Идемте же. Да-да, полюбуйтесь на него! – Мистер Кленнэм случайно взглянул на обидчика, которого мистер Мигльс так свирепо тащил за ворот. – На него стоит полюбоваться, на этого молодца!
Сказать правду, любоваться-то было нечем – ни в отношении размеров, ни в отношении костюма. Это был коротенький, коренастый, делового вида человек с седеющими волосами и с возникшими от глубоких размышлений складками на лбу, точно вырезанными на твердом дереве. Он был в приличном, хотя несколько поношенном черном костюме и с виду казался толковым ремесленником. Он держал в руке футляр от очков и вертел им туда и сюда с тем особенным движением большого пальца, которое свойственно только людям, привыкшим к работе с инструментами.
– Вы отправитесь с нами, – сказал мистер Мигльс угрожающим тоном, – и я вас сейчас познакомлю. Ну, трогай!
Кленнэм спрашивал себя мысленно, направляясь по кратчайшей дороге в парк, что такое мог сделать этот человек (беспрекословно повиновавшийся мистеру Мигльсу). Судя по наружности, он не мог покуситься на носовой платок мистера Мигльса и ничуть не походил на буяна или нахала. Вид у него был спокойный, благодушный и открытый; он не делал попытки к бегству, и, хотя казался несколько грустным, не обнаруживал ни малейших признаков стыда или раскаяния. Если это был преступник и обидчик, то, очевидно, неисправимый лицемер, а если он не был преступником, то почему же мистер Мигльс тащил его за шиворот из министерства околичностей? Он заметил, что человек этот смущал не только его, но и самого мистера Мигльса, так как разговор по дороге в парк решительно не клеился,