Снег продолжает валить, город дышит неоновыми вспышками, а я ловлю себя на том, что мне уже не так холодно, как было в начале пути. Возможно, дело в том, что рядом идёт кто-то, кто еще умеет улыбаться.
Глава 2
20:00.
4 часа до Нового года
Лифт звенит на последнем этаже, и двери медленно разъезжаются, выпуская нас в тёмный коридор с редкими лампочками. Внутри – тишина, которую нарушает разве что наше тяжёлое дыхание после холодной прогулки и скрип пакетов в руках. Я чувствую, как внутри всё ещё пульсирует остаточный адреналин – будто мы не просто шли по заснеженным улицам, а удирали от чего-то неведомого.
Алина достаёт ключи, подходит к одной из дверей справа. Лёгким движением запястья поворачивает замок, толкает дверь – и в ту же секунду в лицо ударяет тёплый поток воздуха, пахнущий чем-то ласковым… Корицей? Ванилью? Я не могу понять точно. Но этот запах – дом. Уют.
Я перешагиваю через порог и ощущаю, как пол под ногами чуть пружинит под слоем мягкого ковра. Квартира раскрывается перед нами: коридор, переходящий в кухню-гостиную с панорамными окнами во всю стену. За стеклом искрится ночной город – весь в огнях и гирляндах, в низких тёмных силуэтах крыш, словно вырезанных из бумаги.
– Добро пожаловать в моё царство, – произносит Алина с ироничной улыбкой, быстро стаскивает с себя куртку. Под ней – бордовое платье, мягко облегающее фигуру. Видимо, она надела его заранее, готовясь к своему «уединённому празднику».
На щеках – лёгкий румянец от мороза, и я вдруг ловлю себя на мысли, что она выглядит… красиво. Не вызывающе, не вычурно – просто живо. В отличие от меня.
Рядом с вешалкой замечаю движение – в полный рост висит зеркало. Свет из коридора падает под странным углом, и я встречаюсь взглядом с собственным отражением.
Чужой. Почти незнакомый.
Я всегда избегаю таких моментов – когда приходится смотреть на себя со стороны. Как будто зеркало раскрывает не только внешность, но и то, от чего я давно отворачиваюсь.
Но сейчас я смотрю.
Высокий, широкоплечий – силуэт, который создаёт ощущение силы. Не грубой, а сдержанной, контролируемой. Пальто с мокрыми разводами от снега подчёркивает внушительность фигуры, но за этим скрывается усталость – глухая, накопленная годами.
Глубокие, тёмные глаза – тяжёлые, пристальные. Они не просто смотрят, а будто проникают насквозь. В них отражается тень чего-то невыносимо далёкого, почти забытого. Лёгкая щетина на лице придаёт жёсткости, но не делает грубым. Чёткие скулы, сильная линия подбородка, чуть сжатые губы – выражение не напряжённое, но непроницаемое. Как у человека, привыкшего держать дистанцию. Даже с самим собой.
Волосы – густые, тёмные, слегка растрёпанные. Не от беспорядка, а потому, что я давно не вижу смысла в идеальной аккуратности. Это – мой вечный компромисс между дисциплиной и внутренним хаосом.
Я провожу пальцами по воротнику пальто, стряхиваю снег, и едва заметно нахмуриваюсь. В отражении – не просто бывший спецназовец. Не просто мужчина. Здесь – тот, кто