Я слышала эту просьбу с детства. Мама обнимала меня крепко и шептала на ухо, как слова заклинания:
– Когда меня не станет, поднимись на Таку и попроси у Будды прощения от меня за то, что я жила в чужой стране, вышла замуж за чужака, поменяла веру и молюсь на чужом языке чужому Богу. Передай ему, что у меня есть одно-единственное оправдание – я полюбила.
И еще мама очень просила меня подняться пешком:
– Даже если тебе будет тяжело, иди сама. Ты поймешь, как это важно! Даже если ты сама будешь уже совсем старенькой, иди пешком, прошу…
Мама искренне верила, что проживет долгую жизнь рядом с любимым и оставит меня, когда мне самой будет за шестьдесят. Как же мы бываем порой наивны в своих мечтах и планах.
В декабре 2019 года родители оказались в Москве на юбилее маминых соотечественников. В числе гостей были жители Вьетнама и Китая. Значение слова «пандемия» знали тогда единицы из не имеющих отношения к медицине людей. Телевизионные новости о суматохе в китайском Ухане не воспринимались всерьез не только в России, но и на всей планете. После банкета родители остались в столице еще на несколько дней для встречи Нового года. Папа заболел первым, уверенный, что простудился во время запуска фейерверков. Возвращались домой в купе поезда, и состояние ухудшалось. Дома продолжали заниматься самолечением противовирусными, улучшения не наступало.
Накануне Рождества папа проснулся первым и сказал маме:
– Чауша, как хорошо дома-то… Ëлка, снежок пошел, на Крещение морозец ударит, пойдем с тобой на Стрелку окунаться, да? Лиенка приедет, «Медовик» испечешь мой любимый… Вот кто только не угощал меня любимым тортом, твой самый вкусный!
Мама потом рассказывала, что папа выглядел абсолютно здоровым и счастливым, когда вздохнул глубоко и замолчал.
Когда вспоминаешь первые месяцы ковида и пандемии в России, самым ужасным кажется даже не стремительный уход близких, а то, что тела не выдавали сразу, как положено по христианским и мусульманским обычаям. Это едва не сломило дух оставшихся в живых.
Мамы не стало в марте. Бабушки с дедушкой – летом. А я сходила с ума в Пекине от запрета покидать страну. Говорила по телефону с дедушкой Нхатом. Не говорила, кричала:
– Я ничего не могу сделать! Ничего не могу сделать для своих родных!
А дедушка отвечал мне тихим скрипучим голосом:
– Можешь, Лиен! Живи!
– Дед, мы с тобой одни остались на всем белом свете… – шептала зареванная я.
Дедушка снова меня поправлял:
– Не одни! Нас пока еще на свете больше семи миллиардов… Спой мне лучше мамину песню, чау гай (внучка).
– Ты да я, да мы с тобой… – запевала я вполголоса, представляя вместо человечков у оранжевой речки своих родных.
Сейчас, вспоминая охватившее меня отчаяние летом 2020 года, я приближаюсь к вершине Таку. Дорога через дикие джунгли заняла около двух часов. Мне некуда было торопиться, и я радовалась