Но если христианин принимает их, он тут же сталкивается с обвинением в гордыне. Божественный голос словно взывает к нему: ты присваиваешь себе то, что принадлежит только Мне. Можно утверждать, что требование совершенствования относится исключительно к морали, а обвинение в высокомерии – только к технике. Но так ли очевидно это различие? Разве медитация не является общепризнанной техникой нравственного самосовершенствования? Разве можно обвинить инженера, который конструирует протез руки, в гордыне? Разве нельзя похвалить его за социальную активность? С другой стороны, разве отшельник, который постится 40 дней, чтобы стать лучше, не должен быть готов к упрекам, что это не его заслуга как человека? Как насчет глубокой стимуляции мозга для лечения болезни Паркинсона? Это все еще морально оправданная попытка помочь больным людям или уже самонадеянная игра в Бога? Очевидно, что провести различие между технической гордыней и моральным совершенствованием непросто. Похоже, техника определяется именно через обвинение в гордыне. Ибо гордыня – это, очевидно, та точка, в которой admiratio, восхищение Богом, превращается в самолюбование, а смирение – в самомнение.
Конфликт между свойственным человеку или культуре высокомерием и необходимым наказанием за него раскрыл еще блаженный Августин в IV веке:
Есть, однако, и другая порода нечестивцев: «зная Бога, они не восхвалили Его, как Бога, и не воздали Ему благодарности». И я попал в их среду, и «десница Твоя подхватила меня», и вынесла оттуда. Ты поставил меня там, где я смог выздороветь, ибо Ты сказал человеку: «Благочестие есть мудрость» и «не желай казаться мудрым», ибо «объявившие себя мудрыми оказались глупцами»[114].
Само собой разумеется, что однажды мы будем наказаны за такую самонадеянность. Но в наше время наказывает уже не Бог, а природа. Повсеместно слышится старое теологическое возражение против машин: техника нарушает естественное равновесие, и сама природа однажды отомстит человеку за вмешательство в ее порядок.
Магия и машины
Глава, в которой развивается мысль о машине как рукотворном чуде, а техника сравнивается с магией и связывается со страхом смерти.
Когда герцог Эрнст во время своего путешествия на Восток столкнулся с неизмеримым богатством, он счел это чудом. Когда он восхищался техническими достижениями города Гриппия, он тоже говорил о чуде. И когда Бог спас его от смертельной опасности, он поблагодарил Его за чудо. То, что он пережил, вероятно, было достаточно поразительным, чтобы считаться