Боль была все ближе. Она это знала. Она уже так делала. Но этим вечером впервые разжигала костер я. Старшая сестра стала первой ведьмой, которую мне предстояло сжечь.
Дым клубился вокруг соломинки. Призрачные пальцы поднимались, чтобы обхватить лодыжки Милы.
От волнения босые пальцы ее ног едва заметно вжались в помост. Все мы это почувствовали, ведь все мы связаны.
Элла взяла меня за руку. В этом сестринском жесте выражалось наше единение.
– Дыши, Пен, – прошептала она. – Все будет хорошо.
Затем началось песнопение, которое поднимало завесу между Жизнью и холодными равнинами Смерти. В ушах раздался низкий гул магии. Я присоединилась к их голосам. Эти слова я выучила еще в детстве, и мне хотелось бы никогда их не произносить. И все же я повторяю их каждый вечер с тех самых пор, как тринадцать лет назад нас привезли в Холстетт.
Я не хотела быть странницей Смерти. Но я ею стала. Как говорила наша бабушка, невозможно побороть свою истинную сущность – мы лишь выбираем, как с ней поступить. Хотя выбор у нас был невелик. После заточения в стенах Коллиджерейта у тех, кто обладал особой силой вроде нашей, было всего два пути: служить Верховному Смотрителю в качестве странниц Смерти или примкнуть к его бездушной армии Золоченых. Других вариантов не было.
Бабушка протянула мне руку. Ее глаза засверкали тем самым королевским блеском, которого я не видела с тех пор, как Золоченые уволокли нас из деревни.
Когда-то бабушку уважали. Она была нестареющей красавицей и бесстрашно оберегала Смерть от тех, кто пытался бросить ей вызов. Теперь же она крепко схватила меня за руку узловатыми пальцами, и у костра замкнулся круг. Тепло покалывало ступни, хотя плиты под ними оставались холодными, как лед зимой. Запах паленого хлопка заполнил нос и горло.
Мила загорелась. Ее ноги покрывались волдырями, дым поднимался от обуглившейся кожи, и мне прямо в кожу когтями впивался обжигающий жар.
И все же мы продолжали шептать. И все же мы пели.
Я наблюдала за тем, как умирает моя сестра. Это жутко, почти как если бы я наблюдала за самой собой. У нас с Милой и Эллой было всего несколько лет разницы и почти одинаковый цвет волос, так что нас часто путали. До тех пор, пока они не стали странницами. Свет в их глазах померк, кожа потускнела и побледнела, а тела словно съежились.
Темно-рыжие волосы мерцали в огне. Граница между силуэтом Милы и языками пламени стерлась. Ее серебряные глаза закрылись, а пальцы впились в столб, к которому она была прикована.
Моя сестра горела, и мысленно мы горели вместе с ней. Вместе мы становились сильнее. Каждую секунду боли мы разделяли на тринадцать ведьм. Я представила, как ужасно было бы пройти через это в одиночку, без ковена, который облегчил бы переход.
Мила не кричала. Никто не кричал. Для нас Смерть должна была наступать тихо, без каких-либо эмоций. Крики пробуждают мертвецов. Страх вызывает туманных призраков, которые жаждут крушить и уничтожать.
Вместе с болью совершался