Молчи, Лукан, про бедствие Сабелла и Насидия! Молчи и ты, Овидий, про Кадма и Аретузу! Никогда не видали вы такого слияния противоположных природ, какое совершалось перед моими глазами!
Змеиный хвост разделился надвое, человечьи же ноги слиплись так, что уже невозможно было увидеть меж ними границу. Раздвоенный хвост стал принимать форму ног; змеиная шкура делалась всё мягче и светлее, тогда как человечья кожа жестела. Руки человека стали втягиваться в плечи, и по мере того, как они укорачивались, длиннее становились передние лапки змеи, обретая форму рук. С содроганием и с невольной усмешкой смотрел я, как у змеи в месте соединения раздвоенного хвоста из двух сложенных задних лапок образовался мужской член, и в тот же миг у человека он распался и исчез. Окутывавший обе фигуры дым превратился в волосы на голове и шкуре у змеи; с человечьей же кожи вылезла вся растительность. И так, по-прежнему глядя друг другу в глаза, как заворожённые, оба существа наконец поменялись местами: тот, кто стоял, упал, а тот, кто лежал, поднялся во весь рост. У вставшего голова изменила форму: сузилась сзади и расширилась спереди, из щёк выросли уши, посередине образовался нос, уменьшившаяся пасть обросла пухлыми губами. Тот же, кто лежал, выпятил морду, втянул уши, как улитка втягивает рожки; язык его высунулся и раздвоился на кончике.
Дым рассеялся. Человек, ставший змеёй, уполз с шипением в глубину злодеямы. А змей, обретший человеческий облик, плюнув ему вслед, проговорил, заметно шепелявя:
– Пушть теперь Буозо пополжает, как я полжал по этой щебёнке!
Прости, друг мой, слушатель или читатель, если я недостаточно ясно описал чудесное превращение, – меня извиняет новизна сего предмета. Я до того был потрясён и заворожен увиденным, что не сразу обратил внимание на уцелевшего третьего участника этой сцены. Теперь наконец я смог разглядеть и мгновенно узнал его: это был известный ворюга Пуччо из рода Галлигаи – конечно же, флорентиец.
26. Восьмая злодеяма. Последнее путешествие Улисса
Ликуй, моя двуглавая родина! Ты распростёрла крылья над землями и морями, и во всех уголках Преисподней тебя поминают! Вот и тут, среди хищников и ворюг седьмой злодеямы, попались мне аж пятеро соотечественников. Немудрено, что все вокруг спят и видят миг твоей, Флоренция, погибели. Что ж, ежели моей стране суждено пройти через великие бедствия, то пусть уж поскорее, пока сам я ещё полон сил. А то на старости лет слишком горько будет видеть её падение.
По каменной осыпи мы не без труда вскарабкались обратно на перевал и двинулись дальше, протискиваясь между скалами и петляя среди расселин. И вот перед нами предстала восьмая пропасть.
На исходе жаркого летнего дня, в тот благословенный час, когда угомонились назойливые мухи, а злобный комар ещё не проснулся, землепашец любит прилечь, отдохнуть на пригорке над долиной. Лениво поглядывает он вниз, на пашни, на сбегающие по склону виноградники, и в наступающей темноте видит