– Тебе хватит сил? – засомневался Раджед, ведь Олугд лишился родовой реликвии.
– Да! Магия еще осталась, – уверенно кивнул спутник. – Я обнаружил, что она работает и без талисмана. За дело!
Смеркалось, нарастал пронизывающий ветер, от которого не спасали согревающие чары. На горизонте полоска холодного заката чертила неровную линию вдоль облаков. Золотой сталкивался с багряным, словно яшма с янтарем. Раджед в последний раз оглянулся, не ведая перед поединком, узрит ли очередной рассвет, встретит ли следующий закат. Никто не знал наверняка, в чем заключалась новая сила Нармо, в башне вновь поджидала хищная неизвестность. Но воин обязан верить в победу. И он верил.
– Удачи! – впервые совершенно искренне пожелал Раджед.
– Тебе удачи! – задорно улыбнулся Олугд, обрушивая натиск магии на башню. – Все просто… кто-то должен заснуть. Не умереть же!
«Надеюсь, ваш сон будет спокойным. Мне следует поторопиться, иначе они замерзнут насмерть», – отметил Раджед. Незримая магическая защита подернулась мутными волнами, разошлась кругами на воде. Однако отпружинила, как эластичная ткань.
– Может, помочь?
– Нет! – Олугд решительно нахмурился, сплетая пальцы в сложной комбинации. Этот мальчик еще верил, будто для магии необходимы слова и правильное положение рук. Раджед же познал тайную суть: для истинной магии не требовалось ничего, кроме усилия воли. Когда он держал линии мира, то шевелил пальцами скорее из привычки, как иногда во сне сдвигают преграды или бегут, слегка перебирая конечностями наяву.
При одном воспоминании о линиях и рычагах в душе поднимались одновременно великое ликование и леденящий ужас: слишком поражало величие этого непостижимого мироздания. Раньше удавалось использовать эту силу только ради какой-то конкретной цели, да еще в предельно напряженных ситуациях. Он и не успевал толком ничего рассмотреть, однако хватало и кратких минут. Удалось бы вновь прикоснуться к неведомому во имя спасения жизни самого юного льора? Или все же великая сила не приходила по воле янтарного чародея?
Раджед надеялся, что ему хватит сноровки. Он никогда не боялся поражения. Но после побега Софии что-то в нем необратимо надломилось. Наверное, обрушилось понимание: не все идет по его царскому замыслу, не каждая песчинка срывается из одной чаши в другую по его указке. Да еще новая сила яшмового чародея доказывала, что время поединков между «чистыми» самоцветами прошло. Наставала эра хамелеона, смута искаженных смыслов и законов. Впрочем, в последние годы мира чего только не случается.
– Еще… немного… Я приму всю магию барьера… Зазор будет секунды на две, – с усилием говорил Олугд, однако слова растягивались, а глаза юноши слипались. Он пошатывался, словно лунатик. Вскоре опустил руки, очевидно, забывая на сознательном уровне, что они необходимы для колдовства. И тогда-то сломался блок разума: на грани яви и сна Олугд,