– А у него ведь голуби, – вспомнил Иван Никитич. – Он великолепных голубей содержал. Мне сказали, что в Черезболотинске у него самые хорошие, редких пород.
– Это верно, – покивал пристав. – Голубей своих он любил. Ими только и жил.
– А как же они теперь? – обеспокоился Иван Никитич. – Птиц ведь кто-то кормить и поить должен каждый день. Должно быть, и выпускать их надо, чтобы полетали, крылья размяли. А наследников вы когда еще найдете.
– Ничего, чай соседи присмотрят, – отмахнулся пристав и хмыкнул: – Экий вы, батенька, чувствительный человек. Самого в участок везут, а он – вишь! – о голубях печется.
Иван Никитич не нашелся, что ответить. Они молча проехали еще немного со скоростью пешехода, такой тряской была улица.
– Так что же, вы, господин Шмыг, полагаете, что вам уже полностью ясна картина гибели Петра Порфирьевича? – спросил, наконец, Иван Никитич, которому это молчание было в тягость.
– Картина гибели? Хех! Эка вы изволите выражаться, господин Купря, – фыркнул пристав и подкрутил усы. – Картину гибели полагаю простой. Полез Петр Порфирьич на верхотуру к своим голубям, поскользнулся, упал, да и сломал шею. Вот и вся картина.
– Как же это поскользнулся? Он ведь небось каждый день туда поднимался. Вам разве не кажется это хотя бы отчасти подозрительным? Отчего же вот так вдруг взял и поскользнулся?
– Знамо дело отчего: ночью дождь шел. На мокром и поскользнулся. Человек-то уж немолодой был. Лежал он там, как я могу свидетельствовать, еще с вечера. Застыл весь уже и одежа насквозь вымочена дождем. А раз вечером полез на голубятню, то вполне мог быть выпимши. Чего тут еще гадать. Несчастный случай.
– Ах вот оно как… – пробормотал Иван Никитич. И сам себе удивился: почему рассуждения пристава удивили, чтобы не сказать, разочаровали его? Стало быть, никакой интриги. Никакой злодей, никакая темная сила тут не виноваты. Произошедшее – это только лишь трагическая случайность. И с чего это он решил, что стал свидетелем смертоубийства?
«А, ну да! – спохватился Купря. – Меня ведь только что самого чуть не выставили виноватым!»
На пороге участка Иван Никитич сразу заметил Лидию Прокофьевну. Лицо ее было строго и мрачно. Вопреки ожиданиям, она отстранила спрыгнувшего скорее с коляски мужа и обратилась сразу к Василию Никандровичу:
– Господин пристав, извольте объяснить, что здесь происходит? Сейчас прибежала моя кухарка с криком, что на Луговой убили человека, а на месте смертоубийства застали Ивана Никитича. Вы что же, в чем-то обвиняете моего мужа?
Иван Никитич сразу припомнил, что отец его Лидушки был судебным стряпчим, и удивился,