Много лет назад я подобрала кошку на улице, дети залепили ей чем-то глаза и издевались, я принесла кошечку домой и всё, что надо, сделала. Через какое-то время без видимой причины у кошки глаз стал очень сильно опухать и готов был буквально лопнуть, я срочно повезла кошку в клинику. После осмотра специалисты сказали, что шансов спасти глаз нет. Я отправилась в другую клинику, но там я услышала аналогичное заключение. Говорят: «Оставляйте, мы прооперируем и зашьём, чтобы раны не было». Оставила, сама отправилась в Собор, поставила свечу Николаю-угоднику, помолилась. Только вышла из храма, мне звонит доктор и говорит: «Прооперировали, всё хорошо, глаз сохранили, операция прошла успешно, через пару дней можете кису забирать».
А эта удивительная история произошла с Архимандритом Филадельфом (Мишиным), который в годы Гражданской войны оказался в далёкой, глухой ссылке. Рассказ старца записал позднее отец Тихон (Агриков).
Отец Филадельф обладал особым достоинством – очень любил святых угодников Божиих и жил живой связью с Божиими угодниками. Всегда был духом соединён с ними, не только в горе, но и в радости, и всегда молился им. И вот, что он поведал. Рассказывал он это, заливаясь слезами:
«Голодный был год – есть было совсем нечего. Работа очень и очень тяжёлая, а есть нечего. Да ещё зима была суровая-пресуровая. Транспорт не мог ходить, и доставка продуктов прекратилась. Мы несколько суток были совсем голодные и холодные. Да ещё, как на грех, мороз прибавил до сорока градусов. Птица мёрзла на лету. А одежонка-то арестантская какая? Многие мои собратья слегли: обессилели и не могли ходить. Я тоже готовился умирать с голода и холода. Ночевали мы в хибарках, маленьких таких и совсем худых. Окна были заткнуты тряпками. На полу снега надуло в щели. Дверь полуоткрыта – понамёрзло на ней льда целый вагон…
Был холодный вечер. Я лежал, укутавшись в тряпки; мороз лез и леденил всё тело. Сильно захотелось спать. Я знал хорошо, что такое состояние – предвестник смерти. Чуть засни – и всё, больше не встанешь вовеки. С трудом поднявшись, я решил последний раз помолиться святителю и Чудотворцу Николаю.
«Угодник Божий, – сказал я ему, – ведь я помираю. Ты всё видишь. Ты – скорый помощник, сам приди ко мне, помоги!» Дальше не помню, что говорил или не говорил, только слышу – сильный стук в дверь. Открыл. Порыв холодного ветра со снегом обдал лицо. Никого нет. Но что это такое? Свежие следы от двери… Заглянул за угол – сумка большая стоит, и снег ещё не успел её замести. Боже мой! Да что же это за привидение такое?! Ещё раз оглянулся на следы – они уходили в сторону леса. Кругом – ни души, только буря всё сильней расходилась. Взял я тогда эту сумку. Тяжёлая. Принёс в хату. Открыл… Милые вы мои дети, в сумке-то были свежие хлебы! Да ещё тёплые, совсем горячие, будто только вот из печки их вытащили. А какая там печка?! На пятьдесят вёрст не было ни одной хозяйской хаты, только