Хор в «Ионе» Еврипида призывает блаженную Победу, из златых дворцов Олимпа в дом пифийский снизойти, где очаг средиземельный, где с треножника, который пляскою святой прославлен, слово вещее слетает. Сам Ион говорит, что на освященный треножник села дочь Дельфов и эллинам прорицанья поет, Фебовы, угадывая речи.
Перед пророчеством Пифия, омывшись в Кастальском источнике, надевала золототканную одежду, распускала волосы, надевала на голову венок из лавра и спускалась в адитон (святая святых). Там она пила из источника, жевала лавр, садилась на высокий треножник и, вдыхая дурманящие испарения, поднимавшиеся из расселины, принималась пророчествовать.
Павсаний говорит, что вода источника Кассотиды течет под землей и в святилище бога дает женщинам дар пророчества. Говорят, что та, которая дала водоему свое имя, была одною из нимф на Парнасе.
Напившись воды из Кастальского источника и нажевавшись лавра, Пифия окуривала себя лавром и ячменной мукой. При этом, Аполлонова дева от дурманящих лавра и испарений из расщелины впадала в особый экстаз, подобный наркотическому или очень сильному опьянению. Однако пифийский (аполлоновский) экстаз не был похож на истерическое безумство вакханок и менад (Дионисийский экстаз).
Платон сравнивает экстаз Пифии с поэтическим вдохновением, идущим от Муз, бессменным вождем которых был Аполлон, и с любовным экстазом Афродиты.
Согласно Плутарху, дельфийский бог довольствуется передачей Пифии лишь неясных видений в лучах света, освещающего будущее; в этом и заключается вдохновенное прорицание – аполлоновский экстаз. Одержимые Дионисом не были способным давать предсказания. Поэтому самым главным в пророческом экстазе были все-таки не лавр, не мука и не испарения, а вдохновение, происходящее от установления тесной духовной связи Пифии с богом. Поэтому известны случаи, когда, нажевавшись лавра и надышавшись окуриваний и испарений, Пифия, шатаясь, слезала с треножника, не проронив ни слова, ибо так и не дождалась вдохновения (или благоприятного знамения) от бога. Исступленная Пифия, сойдя с вдохновляющего ее треножника, обретает полное успокоение, ибо треножник – это атрибут Аполлона. Впрочем, пророческий экстаз Пифии, как уже было сказано, особый – не безумно – истерический, а поэтический или любовный. Поэтому на барельефах Пифия обычно выглядит спокойной, безмятежной, сосредоточенной – как бог, вдохновляющий ее.
43. Жрицы, профеты и госсии
Мед был символом опьянения, и потому Пифию еще называли «дельфийской пчелой». Говорят, обычно она произносила неясные отрывистые и бессвязные фразы, похожие на бормотание, которые записывали и толковали особые жрецы – профеты храма, происходившие от пяти священных дельфийских родов.
Первые жрецы дельфийского