Вернер фон Сименс. Личные воспоминания. Как изобретения создают бизнес. Валерий Чумаков

появилась гуттаперча[52], и мой брат Вильгельм прислал мне из Лондона, просто как интересную новинку, несколько ее образцов. Замечательная особенность этого материала делаться пластичным при нагревании и затвердевать при охлаждении, становясь при этом хорошим изолятором, сразу привлекла мое внимание. Я обмотал проволоку нагретой гуттаперчей и, охладив ее, обнаружил, что теперь она хорошо заизолирована. По моему настоянию комиссия приступила к масштабным опытам по такому типу изоляции, которые были начаты летом 1846 года и продолжались почти весь следующий год. В самом начале, в 1846 году, когда опытный кабель прокладывали вдоль строившейся Анхальтской железной дороги, проволоку закатывали в гуттаперчу при помощи вращающихся валиков. Однако в результате получался непрочный и легко трескавшийся шов. И я сконструировал специальный винтовой пресс, в котором подаваемая под высоким давлением нагретая гуттаперча равномерно обволакивала медный провод, не оставляя никакого шва. Заключенные в гуттаперчу в собранном Гальске по моей модели прессе провода были надежно заизолированы и надолго сохраняли свои свойства.

      Первую значительную подземную линию с проволокой, защищенной таким способом, я провел летом 1847 года. Проложена она была между Берлином и Гросбереном[53]. Линия замечательно выдержала испытания, и, таким образом, вопрос с надежной изоляцией подземных проводов с помощью гуттаперчи и моего пресса был признан решенным. И не только подземных: подводные кабели начиная с того времени изолировались тем же способом.

      Комиссия постановила, что в основу телеграфных линий в Пруссии будут положены моя система телеграфов и провода, заключенные в гуттаперчевую оболочку.

      Я же окончательно убедился в том, насколько был прав, когда решил связать свою дальнейшую жизнь с телеграфом, поэтому уже осенью 1847 года уговорил Иоганна Гальске, с которым еще больше сошелся в процессе совместной работы, продать его часть бизнеса компаньону и вместе со мной открыть телеграфную мастерскую. При этом я отдельно оговорил условие, что после выхода в отставку я стану полноправным совладельцем предприятия[54]. Поскольку у нас не было достаточного капитала, я обратился за помощью к жившему тогда в Берлине моему кузену, адвокату Георгу Сименсу, который дал нам 6000 талеров[55] для открытия небольшой мастерской при условии получения части прибыли в течение шести лет. 12 октября 1847 года в здании, расположенном в дальнем конце Шонебергштрассе, мы открыли свою мастерскую. В том же здании мы сняли для себя и жилую квартиру. Дело даже без дополнительных капиталовложений пошло настолько быстро, что уже вскоре фабрика Сименса и Гальске, с филиалами во многих европейских столицах, получила поистине всемирную известность.

      Мое высокое положение в телеграфной комиссии позволяло надеяться, что впоследствии меня поставят во главе всей