Но он сам с Лукрецием не знался.
Кроме одного случая. Вступив во владения своими землями, Макс подарил предприимчивому юному парнишке круглую сумму на открытие своего дела, чтобы только этот негодный убрался с подвластных Максимиллиану земель и не позорил их. На удивление, Лукреций, обжившийся каким-то просто чудом, по слухам, в Эгрисси и сменивший имя на похожее местное, считал, что так добрый господин его облагодетельствовал.
Оставалось надеяться, что слухи оказались правдивы, а сам пройдоха помнил об этом.
Впрочем, что еще могло значить его имя в подброшенной записке?
– Чрез улицу напрво во дворы, около трктира «Круглый стол», – подумав, что ничего страшного не случится, все же ответил лавочник. – Токо незачем исе Ие это, так и предай.
Ошибка Троя, решившего, что дорога до известного плута интересовала Ору, была на руку Максу. Меньше подозрений.
– Конечно, ис Трой, – он еще ниже склонил голову, – но вы же понимаете… Еще раз извините, ис Трой.
– Вали, – милостиво отпустил его лавочник. Терпеть в своем заведении раба он больше был не намерен.
Вместе с напутственными словами ис Трой вручил Максу наполненную травами корзину и буквально вытолкал его из лавки.
Прикинув, что успеет заглянуть к Лукрецию и вернуться к назначенному Орой – «строго до обеда, Макс!» – времени, Максимиллиан спешно зашагал в указанном направлении. Располагалась ли банковская контора в месте, куда он мог дойти, не ослушавшись приказа хозяйки, он не учел. Но повезло – ошейник никак не отреагировал, когда Макс свернул в узкие улочки за пределами рыночной площади. Размышляя о том, было ли это следствием неправильно сформулированного приказа или же весь этот район считался рынком, Макс остановился у трактира «Круглый стол» с огромной, почему-то некруглой вывеской, на которой явно пьяный маляр нарисовал нечто, что должно было изображать стол, а на нем – шлем с пышным плюмажем. Искомая контора напротив трактира радовала глаз огромными прозрачными, дорогими даже на вид слюдяными витринами, расписанными, впрочем, до высоты человеческого роста разнообразными объявлениями и дипинти, что закрывали весь обзор. На двери красовалась многоязычная вывеска, в одной из надписей Макс узнал родные письмена – видимо, Лукреций смотрел на политические