Прямого приказа он, например, не мог ослушаться: ошейник чутко реагировал на повелительные нотки, нет-нет да проступающие в голосе девушки. Она приказывала не задумываясь, будто бы в шутку, сетуя, что он больно худой, ему надо есть – и Максимиллиану приходилось есть, даже если он не испытывал голода. Она требовала, чтобы он ее слушал, когда она размышляла о природе магии и своей научной работе, – Макс слушал. И даже задавал вопросы, потому что девушка как-то обмолвилась, что хотела бы получить хоть какой-нибудь отклик. Сама Ора так и не поняла, не осознала всей власти, потому ее ума не хватало на то, чтобы управлять им в полной мере – разве что за кухонным столом. Своими словами она оставляла широкое поле для маневров.
Но вот язык ошейник ему не сковывал. Макс мог сыпать язвительными замечаниями, бурчать и ругаться, сколько ему хотелось, пока не вызывал сильного недовольства. Но в любом случае он решил держаться отстраненно и вежливо. Определить границы личной свободы уже было значительным шагом. Для наступления ему требовалось больше информации.
И сегодня, в солнечный и теплый день, он радовался и этой возможности ее раздобыть.
Под аркой, что вела к рыночной площади, сидел старик и, насвистывая, вырезал из дерева игрушки. Около него толпились малые дети, рядом молодая румяная деваха продавала травы и звонко выкрикивала зазывалки, обещая, что только из ее товаров выйдут лучшие зелья и отвары, а кто не смыслит в зельях, тот получит самый вкусный суп в жизни. Макс помнил, что Ора строго-настрого наказала ему не вестись на это. «Знаю я ее травы, как же, сама она их вырастила! – недовольно буркнула девушка, исписывая вощеную деревянную табличку строчку за строчкой тем, что необходимо было купить. – Да на лугу за городской свалкой собирает, около помойного ручья… Лучше в лавку Троя – платить ничего не надо; если вдруг спросит, напомни, что я ему раз в месяц отдаю целую монету серебром и платила не далее как в начале месяца».
Ора могла бы и не писать, каждый пункт она громко проговаривала, прежде чем записать, и Максимиллиан запомнил все на слух. Но она так суетилась и беспокоилась, что он что-нибудь да забудет, поэтому теперь бесполезная табличка болталась за отворотом рубахи и царапала кожу при каждом шаге.
Лавка Троя оказалась невзрачным домиком с призывно распахнутой дверью. Незаметная вывеска с полустертыми буквами не внушала никакого доверия. Максимиллиан глянул на нее, с трудом вчитался – если уж разговорная речь Эи