Лекарь мысленно шагнул за медвяно-молочным ароматом девушки к Стене мрака своей памяти, за которой таится Пожиратель, властвующий над событиями прошлого. Мёд, молоко, мешающиеся при внимательном рассмотрении с нотами клубники. И невесомо-звонкие ноты барбариса. Это Кара.
Кто-то… когда-то имел подобный аромат? Кара… кого-то напоминает?
Ганнибал остановился перед Стеной мрака – чёрным провалом, подёрнутым когтистым узором льда и хлада.
«Кто ты?» – позвал князь. – «Кого я помню через Кару?»
Лекарь вернулся из коридора памяти в подлунный мир, в сгустившуюся ночь.
Темнеет быстро. Август.
Может ли Ганнибал испытывать симпатию к Каре, потому что видит в ней повзрослевшую дочь? Он питает к ней лучшие чувства, это правда, его заботит её жизнь и судьба, но что же тянет к ней, как к прекрасному торту на полке кондитерской лавки?
Лакомство, которое очень хочется попробовать. Посреди пирожков и булочек вроде Рикхарда и Рокки. Так и тянет… Как упыря к крови симпатичной ему девушки…
Желать крови близкого человека – это естественно для упырей. Для вендиго естественно желать сожрать близкого человека. Но Ганнибала не подстёгивают запахи лесничего и ведуна, хотя они ему вроде как самые дорогие люди сейчас, вместе с Карой. В чём же подвох?
Рокиан предположил, что девушка своим присутствием может помочь возвращению воспоминаний, и Рик согласился на это, заручившись тем, что у вендиго всегда под рукой нужная ему пища и князь хорошо себя контролирует, и тот, кто может противостоять Пожирателю, всегда будет рядом. В том числе Рокки, владеющий стихией Огня.
Послушав неявный говор ночи, доносящийся из Леса, Лекарь вошёл в домик и, вооружившись канделябром о трёх свечах, сел за стол рассматривать копию «Клятвы девяти». Мимо плавно, как кошечка, проскользнула Кара и устроилась за стенкой, в своём девичьем уголке, читать. Рокиан тоже сел читать – на лавку, засветил силой ведуна огонёк над книгой.
Ганнибал, упав ощущениями в слова документа, прикрыл глаза, медленно вдохнул аромат Кары и почувствовал запах снега. И леса.
«Я снова что-то увижу…» – отстранённо подумалось князю. – «И вряд ли что-то хорошее…» – подсказало предчувствие.
В животе поплохело – так, будто он изъедается изнутри. Ганнибал понял, что это ощущение – из самого тяжкого периода его жизни, когда Гален Ирде существовал между человеком и вендиго.
Второй год Войны Шипов. Февраль.
Поймав ноты мёда, молока и барбариса, Лекарь обречённо и в то же время наивно-доверительно потянулся за воспоминанием.
Краем сознания сторожась очередного непрошеного удара.
Которыми чревата память Вересового князя.
* * *
Хрусткий снег, удушающий запах болезни – своей болезни, что не излечится, мерный шаг