Комнатку они сняли маленькую, грязную и бедную, зато дешевую, и душ в коридоре работал. Засыпая на огромной кровати, каждый из них все еще продолжал видеть дорогу, виды за окном, словно продолжал путешествие в автобусе.
До Обани поезд мчался всего минут пятнадцать, совсем близко. И там они шли недолго, уже через несколько сот метров уперлись в закрытые ворота КПП. Долго стучали. Ворота содрогались, железно гремели, но молодой солдатик выглянул только минут через десять. Что-то невнятно прокричав по-французски, захлопнул окошко.
– Что он говорит? – не понял Адам.
– Вроде, рано еще, чтоб после восьми приходили.
– А сейчас сколько?
– Семь шестнадцать. Ладно, пошли, погуляем.
Городок оказался маленький, провинциальный, уютный. Здесь все дышало покоем и давними, годами сложившимися привычками, которые никто не вправе нарушать: молочник, раскладывающий бутылки из своего пикапа в красивые домотканые сумки, висящие на калитках, девочка, подметающая перед занятиями в школе открытое кафе – так тут всегда, было и будет. Мирная провинциальная картинка.
– Алес, – спросил Берцик, оторвавшись от созерцания пасторали, – а почему мы вообще здесь оказались. Мы же в Лион собирались?
– А зачем? Там просто вербовочный пункт, все равно потом сюда привезут, здесь все решается.
В восемь часов они вновь стучали в ворота. Теперь их встретил полноватый низенький капрал, провел в маленькую приемную с диванами, приказал ждать и пропал на два часа. Устав листать старые журналы, Гавел подошел к стене со стендом.
– Вот, правила приема, – объявил он, – смотрите, требования к состоянию здоровья, физической форме. Возраст – желателен до тридцати, в исключительных случаях – до сорока.
Такое известие неприятно удивило Берцика:
– А как же капрал, ему явно больше пятидесяти?
Но остальные только пожали плечами.
– Не дрейфь, – бросил небрежно Алес, у тебя в паспорте – тридцать четыре года.
Дверь распахнулась, и в комнату ввалились человек пять парней, галдящих по-испански. Латиноамериканцы, похоже. Позади них плелся маленький грустный кореец или японец, судя по внешности. Замыкал процессию давешний капрал.
– Вы, четверо, давайте за мной.
В каптерке дядечка закинул на нос очки в старомодной оправе, записал фамилии, имена, даты рождения и стал разбираться с вещами и деньгами. Им оставили только туалетные принадлежности, мелкие деньги. Переоделись в майки, шорты, кроссовки. И наконец – казарма. Как только Берцик увидел это огромное, заполненное койками помещение, у него в душе словно отозвалось что-то, будто он уже был где-то в таком же месте, видел уже все это. Вспомнив о своем странном видении в автобусе,