Три месяца поэт грузил и разгружал на железной дороге, два с половиной месяца сторожил неизвестно от кого детский сад-ясли и, наконец, подметал двор городской администрации целых три недели, после чего, повздорив с каким-то важным господином из области, был с треском изгнан, без особого сожаления с собственной стороны.
Схожую позицию по отношению к труду вообще и физическому в частности занимал и Семен Богатый. Если кто-то собирается иронизировать насчет его, якобы красноречивой фамилии, я вынужден пресечь этот иронический пыл. Богатый, к общему сведению, это не фамилия и даже не партийная кличка, а литературный псевдоним. С какого такого рожна, объясню попозже.
Как я только что говорил, отношение к труду у Семы было из рук вон выпадающее, будь то лопата, рейсфедер или штангенциркуль. Единственным орудием труда, к которому наш лентяй снисходил, была авторучка. Ею он ковырял чуть более охотно, чем ломом, но результат этого ковыряния, хоть и не приносил ни стотинки дохода, зато радовал собственный глаз и услаждал слух предков.
Здесь мы дошли до родителей Семена, которые были людьми уважаемыми, о чем много раз напоминали сыну без всякой надобности по любому поводу. Просил ли отпрыск на сигареты, сидел ли у телевизора, гонял ли пластинки, старикам никогда не казалось неуместным ввернуть легенду о своей многоуважаемости.
Причем, конкретно никогда не уточнялось, кто и когда и за что именно зауважал Петра Николаевича, отставного преподавателя истории в ПТУ, и его дражайшую супругу Зинаиду Афанасьевну, пенсионерку с четырехлетним стажем. Но, говорят, капля камень долбит, и в конце концов, слова «папики» и «уважаемые» стали монолитны в сознании сына, как Ленин и партия.
Проживала многоуважаемая троица неподалеку от мировской малосемейки и поэтому вскоре не только Семен влюбился в заоконный Ленькин пейзаж, но и Леонид зауважал Сенькиных родителей. Потому как, так же, как первый не преминул похвастать видом из окна, так и родители второго первым делом в унисон потребовали немедленного уважения.
Впрочем, Леонид, прозванный с легкой руки остроумной не по возрасту Зинаидой Афанасьевной почему-то «пьяной рейкой», заходил к Семену гораздо реже, чем последний к нему, поэтому до инцидента страсти не накалялись никогда.
В отличие от товарища Богатый уже имел кое-какой опыт пробивания своих виршей в прессу, потому занял по отношению к коллеге несколько снисходительное отношение. Но когда истинный масштаб Лёниного дарования предстал перед Богатым во всем своем величии, от снисходительности постепенно осталось то же, что от детской площадки в мировском дворе. Мы говорим о масштабе, конечно же, сравнивая два дарования и учитывая разное отношение друзей к ковырянию бумаги. Миров руководствовался девизом «ни дня без строчки», Богатый его слегка перефразировал: «в день