Следующее его пребывание в Париже длилось, с несколькими перерывами, с конца февраля 1913 г. до конца июля 1914 г. Оно было не слишком плодотворным для творчества поэта и резко оборвалось с началом войны. Только в последние месяцы войны он, кажется, снова почувствовал тоску по Франции. Он снова стал интенсивно изучать французский язык. Самое раннее из его французских стихотворений – если не принимать во внимание отдельные легкомысленные попытки довоенного периода – отмечено как «Мюнхен 1918». Письмо, которое он написал фрау фон Мутиус 15 января 1918 года, представляет особую важность для понимания его нового отношения к французскому языку:
Какая удача, – писал он корреспондентке, которая в разгар войны подарила ему несколько французских переводов его стихов, – иметь возможность дать этой самодостаточной и уверенной в себе речи свой собственный опыт, чтобы в какой-то степени ввести ее в сферу общечеловеческого. Я часто представлял себе, что пишущий по-французски может оказаться в положении человека, работающего словно наперекор, так сказать, против движения речи: ведь она почти всегда сильнее индивидуального противостояния, вступить в нее – значит подчиниться ей, но каким превосходством и какой независимостью она вознаграждает это сговорчивое сотрудничество. Она придает академический характер, если можно так выразиться, приношению, которое сформировано и вписано в нее, но, поступая так, она на самом деле придает всему этому облик великодушия и понимания…
После жестоких испытаний войны Рильке на время воспользовался гостеприимством принцессы Турн-унд-Таксис в Венеции, где оживление старых воспоминаний не могло его успокоить; затем он некоторое время странствовал по Швейцарии, но так и не решил, где ему следует окончательно обосноваться. Базель, Женева, Ньон и Локарно сменяли друг друга, не принося ему удовлетворения. Он жаловался, что его больше ничто не трогает, что со времен «дьявольского маскировочного халата пехотинца» ветер, деревья и звезды стали ему чужды. Беспокойство нарастало из-за смутного желания вновь обрести вдохновение для тех элегий, которые он начал писать в Дуино в 1912 году и от которых война отделила его, словно пропасть.
Тогда в его голове зародилась мысль, что пребывание в Париже, возможно, избавит его от этой тоски и откроет ему путь назад, к освобождающему прошлому. Он уехал внезапно, никого не предупредив, и пробыл в Париже шесть дней в полном одиночестве.
Всё, что я знаю о первом пребывании Рильке в Париже после войны, – это то, что он рассказал мне об этом