Швыряет музыку на всех.
Пригоршнями глотаю звуки,
Не подчиняя, не виня, —
И, как непрошеные муки,
Сгорают около огня.
И обрастают сновиденьем
И скоротечностью обид;
И проступают объясненьем,
Где не поверить предстоит.
Где подобраться – не пробраться,
Где доглядеть – недоглядеть;
Где просто быть и состояться
Или неведомо прозреть.
Где колесницы беглой Трои
Тирана в бегство обратят;
Где мы встречаемся с тобою,
Где улицы идти велят.
У каждого своя минута.
И, уходя от старых стен,
Пускай пригрезится кому-то
Ещё не сыгранный Шопен.
«И музыка набело, набело…»
И музыка набело, набело,
Минуя черновики,
С тобою сегодня ладила,
С тобою писала стихи.
Немного во сне лихорадило
И оберегало не зря.
И всё-таки – набело, набело, —
До шепота сентября.
«Из Бодрума на скакуне…»
Розуму
Из Бодрума на скакуне
К роялю, что хранит молчанье.
И будет музыки звучанье,
Что снова неподвластна мне.
И снова перелёты дней,
Наскальный оттиск, крик пустыни,
Где музыка едва остынет,
И оттого ещё сильней
Возникнет брюсовский пролёт
К Тверской, к знакомому подъезду,
Где музыка всегда живёт,
Давая вечную надежду.
Её пленительный черёд…
«Весной комаровская осень…»
Весной комаровская осень,
И Финский торопится возле,
И мыслей задумчивый след.
И к небу потянутся сосны,
И рядом – заоблачный космос
И твой незабвенный портрет.
Он будто рояль на пригорке.
И звук, что пронзительно-горький,
По залу всё ближе к судьбе.
Здесь вальсы сменяются полькой,
Здесь звуков огромное столько
И вечность на память тебе.
Теряются цифры и даты.
Уже подъезжаем к Кронштадту.
Посвящение Ахматовой
Этюд
Финский – на завтра.
Листок календарный,
Столик заказан,
Всё штильно, спокойно.
Август недавний,
Мой август недавний,
В зеркале вновь
Оглянулся невольно.
«Финский – на завтра…»
Финский – на завтра,
Листок календарный.
Путь в комаровскую осень
Не близкий.
Знаю: на годы
Моё опозданье,
И пожелтела
В кармане расписка.
В ней всё указано:
Должен, как должен.
Только отдать
Мне уже не придётся.
В синематографе —
Лица прохожих,
Где-то за кадром
Герой остаётся.
Но