– Эти люди думают, что владеют миром. Но на самом деле ты сильнее их. Потому что ты – боец Организации, и, если Организации понадобится их жизнь, ты придешь и возьмешь ее. И против тебя, если ты хорошо обучишься, все их богатство будет бессильно.
Агент тогда решил тренироваться усерднее, он сделал тем вечером лишних три круга по парку и хотел больше проплыть и в бассейне – но дядь Вася ему не дал и отчитал, что он зря привлекает внимание.
Агент представил себе золоченую палатку с расписным минаретом и захихикал.
Внезапно снаружи кто-то запел. Агент вслушался в слова:
«Чем одарить мне тебя, дитя?
Как ты быстро, малыш, возмужал…
Чем же теперь одарить тебя?» —
Ангел Божий опять вопрошал[2].
Это было странно. В лаборатории никто не пел, и он не думал, что в военном лагере кто-то будет таким заниматься.
«Дал тебе я все то, что способен был дать:
Острый взор, и улыбку, и легкость, и прыть,
Сердце чуткое, душу, и голос, и стать…
Чем еще мне тебя, о дитя, одарить?»
Пока он думал о том, что это может значить, стемнело. Бенджамин все не возвращался. Агент попытался проанализировать ту информацию, которую получил, но пока ее было слишком мало. Песня смолкла, голоса затихли. За стенами палатки топтался и покашливал часовой, и этот звук успокаивал. Но были и другие звуки, непривычные. Их не получалось идентифицировать. Что-то ухало совсем рядом. В траве и деревьях тревожно гудел ветер. Агент подумал, что нужно попросить куратора научить его различать птичьи крики. Дядь Вася давно уже обещал.
Прежде ему ни разу не случалось ходить на задание одному. Тем более – на долгую миссию. С куратором он был в четырех, но, даже когда им пришлось просидеть ночь в холодном порту под перевернутой лодкой, дядь Вася был рядом. С ним было привычнее.
Агент разозлился на себя за упадочи… упадочни-ческие мысли. Опять дисфункция. Еще не хватало, чтобы куратор об этом узнал. По возвращении в любом случае придется все записать в дневник.
В лаборатории он любил это время – час перед сном после ужина. Раньше, когда остальные эксперименты еще не завершили, ему позволялось проводить этот час в общей комнате. Давно, когда Агент был маленьким. Потом он привык валяться у себя на тахте под портретом Воина, читать книги, заполнять дневник или смотреть обучающие фильмы. Даже если днем ему случалось схлопотать коррекцию, к вечеру боль уже проходила, разве что чесалось немного. Лаборатория постепенно пустела, наполняясь успокаивающим попискиванием приборов, поставленных в ночной режим, до Агента доносились голоса работников, желавших друг другу доброй ночи. Почти все они жили рядом, в общежитии, но кто-то на ночь уезжал домой, и Агент пытался представить себе – как это, чтоб дом был не в лаборатории. И когда свет выключали, он все равно не чувствовал себя одиноко и, засыпая, глядел на красный огонек камеры под потолком.
Здесь свет вовремя не выключали, и заснуть