– Можно мы о чем-нибудь другом поговорим?
Улыбка испарилась. Он взял меня за руку, мы пошли дальше по проспекту вдоль реки. Город был сумрачный и одинокий, как нутро старого дома.
В следующую среду мама притормозила возле художественной школы, подождала, пока я вылезу из машины и зайду в здание. Небо было хмурое, к влажной земле прилипли сучки и сухие листья – коричневые, желтые, зеленые. Погода стояла промозглая, поэтому мы с мамой обе надели что-то с длинным рукавом.
Уже в дверях я обернулась к ней. Я могла бы сказать ей: не уезжай. Сегодня мы будем рисовать портрет, останься, пожалуйста. Хоть у меня и была с собой ее фотография, было бы лучше, если б она осталась и попозировала мне сама. На фотографии ты красивая, но в жизни еще красивей. Она была в желтой блузке на пуговицах с высоким воротом, губы накрашены красной помадой, волосы собраны в элегантный конский хвост. Они всё знают. Мама помахала мне на прощание. Не уезжай сегодня, могла бы сказать я.
Мама завела мотор.
Занятие закончилось, я вышла и стала ее ждать. Она могла приехать вовремя, а могла и опоздать на полчаса. Не помню, чтобы в тот день она задержалась сильнее обычного.
Я уселась на изгородь под козырьком здания. Моросило, но совсем слегка. Мимо меня проходили другие ученики художественной школы. Мозаика на полу совсем выцвела. Я встала и принялась прыгать на плитке, играя в воображаемые классики. Вскоре мне стало жарко. Я сняла кофту, завязала ее на поясе и вернулась к своему занятию.
Наконец показался «Рено 12». Мама выглядела ослепительно: поднятый воротник блузки, безупречный конский хвост, идеально красные губы. Я села рядом с ней.
– Ты вся потная, – сказала она.
– Повернись боком.
– Зачем?
– У меня твой нос не выходит.
– Ты меня рисуешь?
– Да, пока только карандашом.
Она послушалась.
– Так вот в чем дело, – сказала я. – Он у тебя просто треугольный.
– Нос-то?
– А я рисовала круглый.
– Когда будет готово, я хочу посмотреть.
– Это будет картина маслом. Я тебя нарисую в охристых тонах.
– На горчичном фоне. Мне идет горчичный.
– Договорились, – ответила я. – Нарисую тебя горчичным, в цвет нашей машины.
Мы заехали в супермаркет. Она взяла корзину, мы поздоровались с доньей Имельдой, та проводила нас взглядом – я позже поняла, что он означал. Мама направилась в левый ряд, за яйцами и молоком, а я – в средний.
Я ненадолго застыла перед сладостями, размышляя, чего же мне хочется – мягкого или твердого, кислого или сладкого, белого или цветного. В конце концов я выбрала красный «Бон-бон-бум».
Пошла дальше – к папиному кабинету – и с удивлением обнаружила там тетю Амелию. Она сидела за большим металлическим столом и казалась на его фоне крошечной, но и величественной, как королева. У нее были темный макияж, очень яркие брови и черная блузка с высокими плечиками.
– А папа где?
– Привет, малышка, – сказала она, улыбнувшись, но при виде моей мамы улыбка испарилась.
Мама переложила корзину