Дискуссии о возможных акциях венецианского флота в свете грядущего прибытия русских эскадр продолжались до начала 1770 г.[948] Так, в депеше от 23 декабря 1769 г., когда часть русских судов уже месяц стояла в Порт-Магоне, тосканский консул Коттини замечал: «По правде говоря, тому, кто не видит этого своими глазами, трудно поверить, какое замешательство и разномыслие царит между сими господами (членами венецианского Collegio. —Авт.) по данному вопросу»[949].
Осенью 1769 г. в одной из венских бесед Реньера с Д.М. Голицыным на вопрос о военных планах России Голицын отвечал, что в любом случае морскому командованию дан строгий приказ придерживаться законов, бытовавших в портах и владениях Венецианской республики. Реньер возразил, что зафиксирована масса случаев найма на русскую службу венецианских подданных в Италии (вплоть до Рима) и
Албании[950]. Голицын тем не менее ушел от ответа на последнее замечание, вновь подтвердив дружественность намерений Екатерины в отношении Венеции[951].
Беспокойство венецианцев все возрастало, когда весной военные действия российского флота приблизились к Адриатике. Венеция стремилась дипломатическими путями обеспечить единство итальянских государств в объявлении нейтралитета на период русско-турецкой войны. В орбиту пристального внимания венецианцев попали, прежде всего, Тоскана и Генуя, а также Неаполитанское королевство: 18 октября 1769 г. венецианский Сенат писал своему посланнику в Неаполе о необходимости со всем тщанием и вниманием следить за продвижением русского флота в Средиземное море, а 21 ноября 1769 г. тосканский посланник в Неаполе Джузеппе Бонеки сообщал, что его венецианский коллега, получив тревожные новости о приближении русской эскадры, потребовал от местного правительства проявить солидарность со своим правительством[952].
Между тем, действовал и Маруцци, и его усилия (как писал Коттини во Флоренцию