– Лили, я ничего не хочу слышать, дочку на капоэйру сегодня отводишь ты!
– Дэвид, я не понимаю ни слова, вынь уже яблоко изо рта.
Им тогда было дико смешно, а сейчас смеялся весь чат, в котором выложили видео, вот только озвучка была совсем другая. Совсем не смешная, а грубая и мерзкая. Габриэла и представить себе не могла такого даже в самых жутких кошмарах. Телефон разрывался от комментариев. Ролик определенно стал гвоздем программы на кинофакультативе.
– Мама, там девочка, и она меня не плапускает.
– Попроси ее, скажи – пожалуйста, дай мне пройти, я хочу кататься.
– Но… но… она слиском больсая девочка!
Мать сюсюкающего молокососа заглядывает слону в пасть. Габриэла моргает, глядя на нее из темноты, как девушки из новостей, которые выводят из подвала психопата.
– Уйди оттуда, пожалуйста, ты пугаешь детей. Эй! Ты меня слышишь?
Габриэла кивает, словно ждала, пока кто-нибудь разбудит ее – если не поцелуем, то окриком. Она выкатывается из задницы слона, ошарашив пожилую женщину, ожидающую в конце горки.
– Тьфу ты. Напугала! – улыбается старушка и скалит зубы. Зубы у нее искусственные – слишком белые, парик на голове покосился, помада потрескалась, а огромная грудь колышется после каждого движения. Эта старушенция, явно из приличных и религиозных, совсем не похожа на ее бабушку, саркастичную атеистку, но Габриэла с радостью бросилась бы в ее объятия, которые та распахнула, поджидая внука.
11:40–11:55 Перемена
Габриэла сбежала из школы не для того, чтобы шататься по Дизенгоф-Центру. Украденное у расписания время позорно растрачено впустую. Она должна немедленно уйти отсюда и добраться до… Виолончель!!! Где виолончель?!
– Кто приехал к бабуле?
Внучка влетает в объятия бабушки, захлебываясь от счастья:
– Еще!
– Извините, – едва удается произнести Габриэле. – Вы не видели виолончель?
– Простите? – сверкает зубами бабушка.
– Черный футляр… – бормочет Габриэла. – Минуту назад он был…
– Еще! – настаивает внучка.
– Никто не видел виолончель? – бормочет Габриэла, обращаясь к мамашам вокруг.
– Что она ищет? – переспрашивает какая-то из них.
Другая отвечает:
– Я не поняла. – И обращается к Габриэле, сюсюкая, точно с маленьким ребенком: – Что случилось, милая?
Габриэла непроизвольно дергает молнию на рюкзаке на груди, но вспоминает, что телефон остался дома. Нельзя из дома выходить без телефона. Это вопиющая безответственность! С другой стороны, а кому ей звонить? Маме, которая не знает, что она прогуливает школу? В консерваторию, одолжившую ей на год инструмент стоимостью в сорок тысяч шекелей? Йонатану?
Она озирается сквозь слезы: уголок с матами, уголок для пеленания, кофейный уголок, ближний угол, дальний угол… Сколько углов может быть на одной игровой площадке?
“Если тебе, Габриэла, удастся сдвинуть с места одну