Кольм наморщил лоб:
– Да? Я считал, что мы утрясли все подробности…
– Я имею в виду, – прервала его Мэри, – что пришло время сделать наш… наше расставание постоянным.
Официантка выбрала этот неподходящий момент, чтобы принести салаты: «Цезарь» для Кольма, зелёный салат с малиновым соусом для Мэри. Кольм отослал официантку, которая предложила к салату молотого перца, и сказал тихим голосом:
– Ты имеешь в виду аннуляцию?
– Я… думаю, я предпочла бы развод, – сказала Мэри ещё тише.
– Ох. – Кольм посмотрел в сторону, на незажжённый камин в дальнем краю зала. – Ох-ох-ох…
– Просто, кажется, пришло время, – сказала Мэри.
– Правда? – спросил Кольм. – Почему именно сейчас?
Мэри испытала сожаление. Если изучение Шекспира и оставляет какой-то след, то обычно это привычка видеть во всём движущие силы и скрытые смыслы: ничто не случается просто так. Но она не была уверена, как это правильно сформулировать.
Нет – нет, всё не так. По дороге сюда она прокручивала слова в голове снова и снова. Она не была уверена в том, как он отреагирует.
– Я встретила другого человека, – сказала Мэри. – Мы хотим попытаться устроить совместную жизнь.
Кольм поднял свой бокал и снова отпил вина, потом взял из принесённой официанткой корзинки кусочек хлеба. Имитация причастия; этот жест уже сказал всё, что необходимо. Но Кольм всё-таки подкрепил своё послание словами:
– Развод означает отлучение.
– Я знаю, – с тяжёлым сердцем ответила Мэри. – Но аннуляция кажется таким лицемерием.
– Я не хочу покидать Церковь, Мэри. В моей жизни и без этого достаточно потрясений.
Мэри не понравился намёк на то, что инициатором разрыва была она. Однако, возможно, он прав. Возможно, она обязана ему хотя бы этим.
– Но я не хочу делать вид, будто нашего брака никогда не было.
Это смягчило Кольма, и на мгновение Мэри подумала, что он собирается потянуться над льняной скатертью и взять её за руку:
– Я его знаю – этого твоего нового спутника?
Мэри покачала головой.
– Какой-нибудь американец, я думаю, – продолжал Кольм. – Вскружил тебе голову, да?
– Он не американец, – ответила Мэри, словно оправдываясь. – Он канадский гражданин. – А потом, поразившись собственной жестокости, продолжила: – И да, он вскружил мне голову.
– Как его зовут?
Мэри знала, зачем он спрашивает: не надеясь на то, что имя окажется знакомым, а из-за того, что, по его мнению, фамилия могла многое сказать о человеке. Если у Кольма и был недостаток, то состоял он в том, что Кольм был сыном своего отца, косноязычного твердолобого человека, делившего мир исключительно по этническому признаку. Несомненно, Кольм уже сейчас перебирал варианты возможных ответов. Если бы ухажёр Мэри оказался итальянцем, Кольм заклеймил бы его как жиголо. Носи он еврейскую фамилию,