– А я думал, программисты не особо кумекают в электричестве, – сказал Михаил, опускаясь в кресло.
– Да мы даже лампочки не умеем менять, если верить анекдотам, – усмехнулся Евгений. – Но на самом деле многие из нас даже – вы не поверите – умеют прочищать унитазы. А это намного сложнее всяких там катушек и транзисторов. Так что кое-что я в электронных кишках смыслю.
– А там патологию на запах определяют? – спросил я.
– И так тоже. Просто видно плохо было, темно там. Но есть один, скажем так, аромат, который ни с чем не спутаешь. Он говорит сразу о многом и без конкретики, но это почти всегда про гибель устройства.
– То есть, замок и вправду заклинило? – нахмурился Майк. – Забавное совпадение, не так ли?
– Полагаю, что не заклинило, а вышибло электронику. Поэтому он теперь никакие карты читать не сможет, даже супер-пупер-экстра-аварийные.
– А это могло случиться само собой? – спросил я.
– Насколько я знаю особенности конструкции отельных замков, нет. А если и да, то с вероятностью, асимптотически стремящейся к нулю.
– В таком случае, джентльмены, мы нашли деталь состава преступления, – медленно произнёс Михаил.
– А это значит, что тип, который пристукнул Шайморданова, болтается где-то в пансионате, – сказал я.
– И, кажется, со старушки подозрения придётся снять, – сказал Джон. – Едва ли такая почтенная мадам могла расправиться с замком.
– Пусть пока она будет метафизическим остатком этой истории, – тихо сказал Михаил. – Или отнесём её к категории сообщников.
– Как-то надо поговорить со всеми постояльцами, – глядя в потолок, сказал Джон.
– Предоставьте это мне, – усмехнулся я. – Люди больше любят интервью, нежели допросы.
За стеной зазвонил колокольчик. Подошло время обеда.
Сегодня ресторан уже не баловал удивительной атмосферой предпраздничной зимы. В окна залихватски светило солнце, но вместо радости и улыбок повсюду я видел уныние и недоумение. Что и говорить, находиться в доме, где лежит мертвец – так себе история, и непонятно, что делать дальше. То ли оставаться и не давать неприятностям испортить отдых – ведь мы-то живы! – то ли смириться с потерей денег и настроения и отправиться домой.
Мы заняли тот же столик, что и вчера. Прежде, чем подумать о заказе, я осмотрелся. Одинокий молодой человек в очках печально разглядывал тарелку с эскалопом, и чувствовалось, что его мысли сейчас едва ли ближе, чем туманность Андромеды. Компания из мужчин и женщин уже не производила впечатления лихих заводил. Они тихо и медленно беседовали, словно на скучном совещании у начальника отдела. Пожилая пара, перебравшись в ресторан, не сильно изменила отношение к окружающим, предпочитая делать вид, что их не существует. Жены и дочери покойного не было.
Официант – мрачный, будто на похоронах – молча встал около столика,