– Заплати гневом.
Жнец вскочил, выкрикнув:
– Пятнадцать лет ярости!
Зал затих. Геннадий, жующий поручень ложи, замер с открытым ртом.
– Пятнадцать лет ярости, – аукционист ударил молотком из ребра. – Есть больше?
Из первого ряда поднялась фигура в плаще из моли. Ее голос прозвучал, как скрежет ножей:
– Двадцать лет одиночества.
Жнец стиснул зубы. В глазах потемнело.
– Тридцать лет…
– Не надо, – Смерть схватила его за запястье. – Ты проиграешь.
Клетка с душой Альберта растворилась в руках плащевой фигуры. Геннадий выплюнул щепку:
– Чё, проиграли?
– Заткнись.
Антракт: «Курилка для мертвецов»
В курилке, оформленной как склеп, Жнец прислонился к саркофагу с надписью «Здесь лежит ваше терпение». Геннадий тыкал в автомат с «живой» водой, которая плескалась за стеклом, словно пойманная медуза.
– Эй, Жнец, – он кивнул на группу актеров, курящих в углу. – Это тоже зомби?
– Хуже. Это критики.
Актеры, чьи лица были замотаны бинтами с газетными заголовками, перешептывались, бросая на него взгляды-лезвия. Один отделился от группы, его плащ шелестел страницами сгоревших книг.
– Ты испортил сцену, – прошипел он. – Наш Мефистофель чуть не забыл текст из-за твоего вопля.
– Скажи ему, что следующий вопль будет последним, – Жнец выдохнул дым в лицо актеру.
Тот рассыпался в прах, оставив на полу лишь очки с линзами-пауками. Геннадий поднял их, примерил и заорал:
– Бля! Я вижу твои кости!
– Это не кости, – Жнец стряхнул пепел на надгробие. – Это мое терпение. Оно заканчивается.
Смерть возникла из тени, держа в руках бокал с жидкостью цвета ночного неба.
– Ты слишком эмоционален. Демиурги это чувствуют.
– Пусть чувствуют. – Он раздавил окурок о надпись на саркофаге. – Мне плевать.
– Неправда. Ты боишься, что они заберут Геннадия.
Геннадий, услышав свое имя, уронил очки. Пауки выползли из линз и исчезли в щелях пола.
– Меня? За что?
– Потому что ты – ошибка, – Смерть коснулась его лба. – Ты должен был разложиться, но Жнец вколол тебе формалин вместо ритуального яда. Теперь ты… ничей.
Жнец отвернулся. В желудке скрутило – не от болезни, от стыда.
Второй акт: «Смерть в тридцати вариациях»
На сцене разыгрывали сцену казни. Фауст, привязанный к колесу с шипами, пел арию на языке, который Жнец слышал лишь в кошмарах. Каждое слово оставляло шрамы на его ладонях.
– «Ты думал, что ад – это место? – пел Фауст, выплевывая зубы. – Нет. Это состояние души, которую забыли выключить».
Геннадий задремал, уронив голову на плечо Жнеца. Его храп сливался с музыкой, создавая диссонанс, от которого трескались кости в скелете дирижера.
– Проснись, –