– Все живы? – тихо произнес он первые слова.
– Да-да, с нами все в порядке, – ответил знакомый с хрипотцой голос. – Мартьянов попытался вспомнить, кому принадлежит. Не смог. – Мы все обязаны жизнью, товарищ старший сержант. А вот…
– Пустяки, парни…. Ведь у нас впереди целая жизнь.
Резкая боль. Особенно в голове. Он стал терять сознание.
Первым исчезло зрение, а потом и слух. Последнее, что он слышал, – несколько мужских фраз. Глухо прозвучали, видимо, в отдалении, но Мартьянов узнал голоса.
Первый, ища сочувствия, говорил:
– Несчастье, а?.. Парнишка явно нарушил правила техники безопасности… Какого черта поперся туда?
– Благодарите судьбу, что пострадало не всё отделение.
– А я-то тут не при делах. Ответственность – на тебе.
– Согласен: вина моя есть, но преступный приказ, не смотря на весомые аргументы старшего сержанта, отдали лично вы.
– Скажешь тоже!
– Именно вы, используя своё служебное положение, послали парня на верную смерть.
– Не драматизируй… Всё обойдется.
– Возможно… Если, во-первых, старший сержант все-таки выкарабкается; если, во-вторых, генерал Матюшкин, папенька, из штаба округа прикроет вашу задницу.
– Рано, распушив перья, так закукарекал.
– Рано – не поздно, товарищ майор.
Военная медицина все-таки возвращает парнишку с того света
Как и в прошлый раз, уральский парень стал возвращаться из небытья, с того, что к нему вернулся сначала слух. Он слышал мужские голоса – то умоляющие кого-то, то сердито-укоризненные.
Отчетливо, например, услышал, как кто-то кого-то попросил:
– Дыши, глубже дыши!.. Нет-нет!.. Кислородную маску!… Умереть все равно не дадим!.. И даже не думай!..
Минута тишины. И…
– Кажется, пронесло… Сердцебиение и дыхание восстанавливаются.
Голос с укоризной:
– Хиляк, а задира…
– Куда было лезть – одному против трех здоровенных грузинских мужичков…
– Кошка скребет на свою хребтину. И наскреб… Отделали как надо.
Кто-то нравоучительно добавил:
– Вот чем заканчивается самоволка… Нажрался и потянуло на подвиги.
Мартьянов, прислушиваясь, пытался себе ответить на многочисленные вопросы:
«Он?! Хиляк! Дай Бог каждому… Наскреб?! Он, что ли, наскреб? Чепуха! Бред, наверное… Кто нажрался? Никогда с ним не бывало… На сдачу всегда готов, но не задира… О ком мужики?.. Нет, кто угодно, только не он!..»
Почувствовав, что в его рот вставлено нечто, мешающее говорить, попробовал избавиться от этого «нечто», но неудача: кисти рук оказались к чему-то прикреплены.
Как и в прошлый раз, темнота заменилась на молочную пелену, а потом он стал различать людей и окружающую его обстановку. Ему горячо захотелось, во-первых, привлечь внимание к своей особе, о которой столь нелестно