Отец упрямо добивался правды, поэтому торжествующе воскликнул:
– А я знаю!.. Точнее, почти уверен.
Сын теперь уже искренне рассмеялся.
– В таком случае, просвети.
– Смех твой неуместен. Грузины-бузотеры чуть не убили… Отшибли память, поэтому и ничего не можешь рассказать. Разве не так?
– Нет, пап, совсем не так.
– А как? – Владимир Игоревич, не дождавшись ответа, спросил. – Почему ты вернулся из армии не в конце декабря восемьдесят восьмого года, как это положено, а лишь в мае следующего, то есть вскоре после подавления бунта? Сошлешься на совпадение?
– Сошлюсь и даже охотно, пап. В жизни случается и не такое.
Чтобы (хотя бы на время) прекратить отцовские расспросы, сын встал, потянулся.
– Не пора ли, тюленям окунуть разгоряченные телеса? Как считаешь?
Отец и сын вошли в воду. Через четверть часа они вновь были на берегу и вновь принимали солнечные ванны. Они, всецело поглощенные в мысли, были у каждого индивидуальны, но одинаково тревожили обоих. На лице отца читалась хмурость и недовольство, а у сына, наоборот, блуждала улыбка.
«Тюлени» несколько меняют тему
Справа, из-за мыска, где размещалась база яхт-клуба «Металлург», показались две яхты под белоснежными парусами. Плыли медленно по причине еле заметного ветра. На яхте, что шла ближе к берегу, стояли трое: мускулистый молодой блондин, управлявшийся с парусом, и девчушки, чей счастливый смех, перемежающийся короткими озорными визгами, перекатывался по водной глади.
Отец вздохнул.
– Эх, молодость, – с некоторой печалью произнес он.
– Хороши, не так ли, пап?
Отец фыркнул.
– Анюта не хуже… Была… В их пору… Парни хороводились вокруг… Никакого отбоя… Трудно приходилось, поэтому поминутно держал хвост пистолетом… Своё не упустил, Анюта стала моей… До сих пор люблю… Мне кажется, даже пуще прежнего…. Нет, не кажется… В этом уверен.
– Особенно, пап, прекрасна та, что справа, та, что в бело-голубом крошечном купальничке. Богиня!..
Отец вновь хмыкнул.
– Природа не поскупилась, богато одарила всеми прелестями, – сказал и не преминул при этом добавить, – как и по части твоей матери.
Сын, уже сидя, провожал взглядом уплывающую красоту.
– Помню, как ты, пап, на руках носил свою Анюту. Есть свадебная фотография, где…
Отец прервал.
– Да-да, сын! – горделиво воскликнул он и заулыбался. – От самого отдела ЗАГСа на руках нес свою драгоценную пушинку, а это, без малого, три километра, – Владимир Игоревич вговь вздохнул и погрустнел. – Я бы и сейчас, но, увы… Пушинка чуть-чуть потяжелела, а я малость ослабел.
– Ты по-прежнему, пап, хоть куда.
Отец отмахнулся и проворчал:
– Никуда не годен… Остались лишь воспоминания… – Отец замолчал и через минут пять, желая повернуть