*
Я знаю, что все обращаются к нему коротко – Сол, но мне так нравится его звучное полное библейское имя, что я не могу отказать себе в удовольствии перекатать лишний раз языком три круглых шарика «О».
– Скажите, Соломон – зачем вы написали и прикололи ту записку?
Мы пьём кофе с коньяком на моём балконе. Солнце садится за дальние дома, и низенькие чахлые деревца вдоль улицы отбрасывают длинные и грозные тени. Старик откидывается в плетёном кресле, не торопясь закуривает, и блеклые глаза его под кустистыми бровями неожиданно вспыхивают весёлыми ярко-зелёными огоньками.
– Возможно затем же, зачем вы подбрасывали этих кошек…
Я аж хрюкаю от удовольствия. Старик часто поражает меня быстротой реакции, тем как нестандартно мыслит и какими порой извилистыми путями приходит к выводам.
– Нет, Соломон – не хватайте меня за язык. Вы же знаете мою версию. Согласно ей, этой бумажки быть не могло – а никто ведь так и не смог найти хоть какое-то другое объяснение происшедшему. А зная ваш хулиганский характер и то, что именно вы обнаружили эту третью кошку с запиской, я предположил, что вы её и написали. И, как выясняется, оказался прав.
Старик подлил себе из серебряного кофейника, добавил сливок. Попробовал, причмокнул и положил два кусочка сахара. Я наполнил его опустевшую рюмку коньяком, и он одобрительно кивнул. Он никогда не приходит с пустыми руками – приносит то маленькую фляжку недорогого спиртного, то упаковку дешёвых конфет. Я всегда преувеличенно радуюсь его подарку и не говорю, что не стоит ему тратиться – ведь пьём-то мы все равно мой коньяк, и всё прочее тоже выставляю я – боюсь обидеть старика. Просто когда наши вечерние посиделки заканчиваются, я сую ему с собой пакет – «угостить соседей», куда и подсовываю что-то из того, что он принёс в предыдущие разы. Конечно, умный старик мою наивную хитрость давно раскусил, но мы оба соблюдаем правила игры. И ещё – он никогда не рассказывает о своей семье, о детях, а спросить я не решаюсь, хотя точно знаю и то, что они у него есть, и то, что к нему никто не приходит.
– Да, я помню вашу теорию. Но больно уж у вас заумно получается – переполненный кошачий рай… или ад, не важно, – добавил он, заметив мой протестующий жест. – Ну, и лишних, значит, назад – на Землю.
– Зато у вас, Соломон, как-то всё плоско выходит, – надулся я. – Я не узнаю своих слов. Вы выхолостили, кастрировали мою теорию, как тех несчастных котов, из которых люди сделали себе сотни миллионов живых игрушек. Да-да, не удивляйтесь. В мире порядка