Бартоломью дрожит, словно от холодного ветра, но ничего не говорит. Эндрю думает о том, что мясо, которое тот держит в руке, совсем остыло, как и вся оставшаяся на тарелках еда, пока Пул читал нотацию.
– Так как из-за тебя Саймон мог не усвоить урок… – Пул прикладывает палец к подбородку, будто обдумывая свое решение, хотя Эндрю знает, что он уже все решил, – тогда Саймон получит твою еду. – Пул наклоняется вперед. – Всю еду. Ту, которая осталась на твоей тарелке, и ту, которую ты должен был получить вечером на ужин.
Бартоломью стоит не шелохнувшись. В зале висит мертвая тишина.
– Отдай ему свою тарелку, Бартоломью.
Эндрю хочет отвернуться, встать из-за стола, уйти прочь. Выйти из обеденного зала и скрыться в своей комнате, где можно встать на колени и молиться, и забыть о мальчиках и других священниках, и обо всей боли, свидетелем которой он был все эти годы.
Только сейчас он замечает, что Питер сидит за соседним с Бартоломью столом. Он старается не встречаться с мальчиком глазами, он не хочет, чтобы тот увидел в них стыд.
– Живо! – Пул разражается внезапным яростным ревом. Он хлопает ладонью по столу с такой силой, что тарелки подпрыгивают и дребезжат. Эндрю тоже подпрыгивает, его нервы на пределе, как будто это он мальчик под пристальным взглядом Пула.
Бартоломью еще мгновение стоит не шелохнувшись… а потом делает нечто ужасное.
Он улыбается.
Нет, сынок, в панике думает Эндрю. Пожалуйста, не надо.
Пул тоже видит эту улыбку. Эндрю знает, что она только подливает масла в огонь, разжигая в священнике торжествующую уверенность в своей власти.
– Это твое последнее предупреждение, Бартоломью.
Не переставая улыбаться, Бартоломью подносит руку с зачерствевшим хлебом с холоднымкуском мяса ко рту, запихивает его внутрь и жадно жует.
По обеденному залу разносится гул, мальчики начинают перешептываться. Эндрю не может отвести глаз от тонкой струйки коричневатой слюны, стекающей у Бартоломью из уголка губ.
Пул встает.
– Это твое последнее предупреждение! Отдай Саймону свою тарелку и всю…
Бартоломью тянется к столу. Он хватает свою тарелку, подносит ее к лицу и начинает свободной ладонью хватать еду. Он запихивает в рот картошку, мясо и хлеб почти не прожевывая. Его щеки надуваются. Кусочки мяса и хлебные крошки осыпаются с подбородка на рубашку, летят на пол.
И он не перестает ухмыляться.
Пул смотрит на стол, словно испытывая физическую боль. Эндрю хочет протянуть руку, положить ее на рукав этого пожилого мужчины, попросить прощения за мальчика. Но ничего не делает.
Пул поднимает глаза к потолку, разводит руки в стороны, словно собирается благословить собравшихся.
– Восстань, ГОСПОДИ. – Громкий голос Пула наполняет обеденный зал.
Краем глаза Эндрю видит, что Джонсон уже идет к мальчику.
– Спаси меня, Боже мой, ибо ты поразил