Чудеса за третьей дверью. Алексей Котейко

в вещах по свитеру, шарфу и шапке для себя и фейри – свитера им были великоваты, так что гоблин с домовым будто нацепили вязаные хламиды. И всё равно все трое мелко дрожали от холода, ожидая на скамейке у пруда.

      Степан в очередной раз посмотрел на часы и тихонько шепнул:

      – Пора! Полночь.

      Плотик из ивовых прутьев, обвязанный по кругу яркими лентами и со сладким пирогом посередине, опустили в воду у берега. Фейри выжидающе смотрели на человека, Степан непонимающе уставился на них.

      – Ну, давай же! – потребовал гоблин.

      – Слово, хозяин, – пояснил лютен.

      Человек растерянно повернулся к плотику. Прокашлялся, прочищая горло. И сказал первое, что пришло в голову – не слишком громко, но вполне отчётливо, так, что слова разнеслись над затянутой ряской водой.

      – Для вас, мадемуазель, со всем почтением. Небольшой подарок.

      Он замялся, не зная, что ещё сказать, и вдруг, неожиданно для самого себя, брякнул:

      – Ступай.

      К изумлению Степана, плотик послушно заскользил к центру пруда, будто его тянули на верёвочке. Позади сооружения расступалась и немедленно смыкалась обратно ряска. Секунда-другая – и пирог, и ленты исчезли в седых клочьях тумана. Затем вдруг раздался громкий всплеск, как если бы плеснула, играя, большая рыба.

      – Дар принят, – удовлетворённо сказал Руй.

      – Ну вот и славно, – подытожил Дуфф. В голосе его слышались явственные нотки облегчения. – Я бы сейчас…

      Плеснуло снова, совсем близко от берега. Все трои уставились на пруд.

      Из воды, будто медленно делая шаг за шагом, поднималась девушка. Худенькая, с тонкими чертами лица – маленький вздёрнутый носик, небольшой, изящно очерченный рот – она совсем не выглядела опасной, скорее хрупкой. Длинные зеленоватые волосы окутывали девушку, словно покрывало, спускаясь до талии. Степан встретился с ней глазами – и уже не смог отвести взгляд. Большие глаза русалки казались бездонными, они были чернее ночи; и где-то там, в глубине темноты, растекалась безмерная печаль.