Но этим мои ощущения в тот момент, к сожалению, не ограничились. Пришел мой привычный с далекого детства дар предсмертного предвидения. Только в этом случае он явился продолжением моего истеричного состояния, что не повлияло на конечный результат – видения мертвой, раздробленной до появления мозгов головы рыжего. Потом я быстро вернулся в реальность Мещанской улицы и имел удовольствие понаблюдать на удивление ленивую реакцию банды на раскрошенное кастетом лицо рыжего – кто-то не видел, а кто-то не понял, что произошло. В результате ситуация позволила мне быстро покинуть сцену.
От потрясения и внутренней паники я пошел не к дому, а назад – к метро. Там я сел на троллейбус и проехал обратно – мимо размахивающей руками компании, окружившей скорую помощь и милицейскую машину.
Мне было сильно не по себе – сосало под ложечкой от неприятного предчувствия. Но этот эпизод был детской игрой на лужайке по сравнению с тем, что произошло двумя днями позже.
Банда развернула на меня охоту с патрулированием улиц и переулков вокруг дома. А тем временем участковый запустил дело об избиении свиноподобного рыжего.
Я не мог избежать поздних возвращений с тренировок по самбо в зале ЦСКА. Чувствуя себя зверем в загоне, мне нужно было всякий раз мухой промчать расстояние от остановки до подъезда. Путь лежал через большую арку со стороны Мещанской – и, уже во дворе, мимо помойных баков вдоль кирпичной стены электробудки, за которой следовал узкий темный проход. Тут-то, в этом самом проходе, и случилось событие, грубо и бесцеремонно повернувшее мою жизнь.
После кровавой драки по дороге домой я был готов к повторению чего-то подобного в любую секунду, а потому и надевал свой самый тяжелый и устрашающий кастет.
В тот вечер, когда я уже почти вошел в подъезд, из него выскочили двое – рыжий с подельником, явно ожидавшие меня в засаде. Они принялись бить меня металлическими прутьями – судя по резкой боли от каждого удара. Я совершил известный трюк – упал на колени, пригнув голову, и уже из этого положения изо всех сил ударил подельника рыжего кастетом по колену. Тот взвыл и повалился на бок.
В голове вертелось еще одно правило: беги, растягивай врагов и бей поодиночке. И хотя растягивать было некого, я развернулся и побежал что было духу к проходу между будкой и домом. За спиной ухали тяжкие шаги рыжего.
Мы оказались в темноте прохода, где я провел в дворовых играх все детство и мог с закрытыми глазами проскочить его насквозь, минуя куски разбитых бетонных блоков и прутья арматуры. Инстинкт опять сработал, и я, проскочив торчащие прутья, прижался спиной к кирпичной стене за секунду до того, как рыжий рухнул мне под ноги, споткнувшись и разбив себе лицо острыми осколками кирпича.
В этот момент я перестал быть собой. Погоня, страх, ненависть к безнаказанной пьяной банде, горечь от унижений, через которые пришлось пройти в разное время юности, привели меня в бешенство.