В целом эффективность применения пассивных радиолокационных помех в значительной мере зависела от четкости действий расчета ЦКП: насколько своевременно будет обнаружена ракетная угроза и произведена постановка ЛЦ. Кэптен Ходдинотт, сидя посередине командного пункта в своем высоком кресле-вертушке, как и все, облаченный в белый огнезащитный капюшон и перчатки, держал ситуацию под контролем, но не вмешивался, полагаясь на мастерство офицера ПВО лейтенант-коммандера Николаса Хоукярда и его подчиненных. Было 10:56:30, когда оператор станции РТР старший матрос Роуз доложил:
– Радар «Агава»!
– Степень достоверности контакта? – уточнил Хоукярд.
– Уверен! – отозвался Роуз. – Фиксирую три прохода луча РЛС с последующим кратковременным захватом. Пеленг 245. Режим поиска.
И еще через несколько секунд:
– Радар прекратил работу!
Однако Хоукярд не замедлил оповестить по КВ и УКВ-радио штаб ПВО и другие корабли:
– Срочное сообщение! Я «Глазго», «Агава». Пеленг 245.
Вообще-то при обнаружении излучения РЛС «Агава» полагалось использовать кодовое слово «Кондор»57, но лейтенант-коммандер был так взбудоражен, что позабыл об этом. Затем он поправился:
– Я «Глазго». «Кондор», пеленг 245!
Это оповещение было принято на «Инвинсибле» в 10:58. Штаб ПВО ограничился коротким ответом: «Roger, out»58, за которым не последовало ни повышения уровня воздушной угрозы, ни кодового сигнала «Zippo 4», означающего неминуемость ракетной атаки59 и сопровождаемого постановкой кораблями дезинформирующих и отвлекающих ложных целей. Донесение «Глазго» посчитали за очередной ложный контакт, каких уже было три или четыре за утро. Перенапряжение первого боевого дня тяжело сказывалось. Тогда команда