Кто любимой ее зовет!
Из воспоминаний Натальи Старостиной, дочери одного из основателей московского «Спартака» Андрея Петровича Старостина:
«И моя мама, Ольга Николаевна, и моя тетя, Александра Николаевна Кононова, актрисы театра “Ромэн”, хотя и меняли фамилии в замужестве (про маму, конечно, знаю точно – по мужу она Старостина, а про тетку не уверена), но и на сцене, и для меня они были сестры Кононовы. Объединил их так знаменитый в свое время шуточный танцевальный дуэт “Шутишь-любишь”, где как-то лукаво они по очереди выкликали эти слова… это был фирменный сольный номер Ольги Николаевны… Они тогда уже совсем не были молоды, конец 1960-х, но это только добавляло очарования представлению. А вообще-то они совершенно разные – и в сценическом, и в жизненном амплуа. Шура (я в детстве всегда называла ее только так, без “тети”, в более поздние годы – Шурик) в театре прозывалась исключительно “Шуломас” – не очень почтительное цыганское слово, намекающее на ее толщину. Но это в среднем возрасте – в молодости и в пожилые годы она была очень худощава. Мой отец не видел ее 12 лет – время его лагеря и ссылки – и был потрясен, услышав от меня о Шуриной полноте. Так вот, Шура была драматическая и комедийная актриса. Мама же была исключительно “плясунья”. И она не столько танцевала, сколько плясала с некоторым скачком (но здесь я по абсолютному невежеству не судья вовсе).
Александра Кононова. Ташкент, 1934
Она всегда повторяла и с некоторым упорством: “Я в массе” и как-то очень этим дорожила.
У мамы во всем была некоторая эксцентрика – и в манере одеваться – до глубокой старости брюки и спортивная куртка, излишнюю упорядоченность она ругала “мещанством”, на гастроли ездила с крохотной сумочкой, купалась в ледяной воде и в доме морозила нас настежь открытыми окнами. Уже ближе к концу ее жизни мы насильно заклеивали ей окна на зиму.
Александра Кононова. Проба на роль Шамаханской царицы.
1929
Рисунок судеб, начавшийся одинаково – из дома рано в хоры (это то, как они сами нам говорили – никаких подробностей более), потом – в организованный только что театр, – сложился разно: у мамы лагерный срок – долгий у мужа, известного спортсмена и одного из основателей и игроков команды “Спартак” А. П. Старостина. У Шуры в это время счастливое замужество – вторым браком она выходит замуж за тогдашнего завлита “Ромэна”, потом драматурга И. В. Штока, написавшего для театра инсценировку лесковского “Очарованного странника” под названием “Грушенька”.
Обе сестры были крайне сдержанны с нами в раскрывании той части жизни, которая происходила не у нас на глазах. Про жизнь в лагере мама рассказывала только то, как возила воду на быках и спасалась от цинги морковкой – разгружая, вытирала о телогрейку (помню характерный жест) и съедала. Да и детские их годы в тумане, хотя сама отлично помню цыганского деда (мать их умерла рано) со смоляными кудрями и бородой, в сапогах, ко мне несказанно доброго. Он навещал