Вот и я вспомнила, как отец пел этот романс: «Соловей, мой соловейко, птица малая лесная…» Вдруг откуда-то прилетела маленькая эта птичка и спела отцу на могиле… Всё это показалось мне каким-то необычайно значительным, даже знаменательным, я бы сказала… А в романсе есть такие слова Пушкина: «Выкопайте мне могилу во поле, поле широком… В головах мне посадите алы цветики-цветочки, а в ногах мне проведите чисту воду ключевую… Пройдут мимо красны девки, так сплетут себе веночки, пройдут мимо стары люди, так воды себе зачерпнут…»
Но… далека могила Шаляпина от родины, и не положат ему алы цветики-цветочки у изголовья, и не зачерпнут стары люди воды из Волги-матушки… Я вспомнила, что отец завещал похоронить себя на Волге, которую очень любил с детства… Ну, кто знает? Вдруг наступит такой день, когда вернётся Шаляпин на свою родину»15.
«Дон Карлос»
В начале 1917 года Фёдор Иванович решил поставить новый спектакль в Большом театре, чтобы вырученные деньги затем распределить между людьми, пострадавшими от империалистической войны.
Выбор остановился на опере Верди «Дон Карлос», в которой отец должен был впервые на русской сцене исполнить партию Филиппа II, короля Испанского.
Отец горячо принялся за работу по подготовке этого спектакля. Когда Фёдор Иванович загорался какой-либо идеей, то отдавался ей целиком, не щадя ни сил, ни здоровья. Так было и с «Дон Карлосом». Отец сам режиссировал, входил во все мелочи постановки, проводил общие репетиции, беседовал с художниками, обсуждал костюмы и т. д. С актерами он занимался отдельно. Иногда репетиции происходили у нас на дому, на Новинском бульваре.
Состав исполнителей был прекрасный: королеву пела молодая К. Г. Держинская, маркиза Позу – А. К. Минеев, Дон Карлоса – А. М. Лабинский, Великого инквизитора – В. Р. Петров.
Фёдор Иванович тщательно проходил с каждым исполнителем его роль, вникая в малейшие нюансы пения, наглядно показывая все сам, мгновенно перевоплощаясь в тот или иной образ. Когда он показывал К. Г. Держинской, как она должна двигаться, носить шлейф, делать поклоны, то можно было удивляться не только пластике движений, но и обаянию, женственности, которые вдруг приобретала его