Аня оставила сто рублей на чай, денег было в обрез. Официантка, наверное, успела заглянуть в ее кошелек, потому не обиделась, продолжила болтать:
– Один писатель, ну эти, со слета, знаете небось, на груши приезжают каждый год, купил у него тогда сюжет. За сколько, вы думаете? За сто тыщ! Так вот, сидел тут у нас после, весь расстроенный: говно, говорит, а не сюжет.
В душной квартирке, где желтым теперь стал весь ковер, Аня скорей зашторила окна, включила вентилятор, открыла свои заметки и задачу, выданную редактором издательства «Светоч». Вспомнился кабинет главреда, серые фактурные стены, полки с книгами и сама Татьяна. Она сидела за столом в темных очках, ее короткие выбеленные волосы казались по-детски пушистыми. Голос гнусавый, но высокий, редактор аж вибрировала от своей идеи – серии «Другие великие».
– Вы, Анна, женские романы читали? Похоже, нет, уж очень вы серьезная. А вы засуньте нос. Там сюжет всегда бодрый, хоть и предсказуемый. Она такая, он сякой, и всё у них сперва не ладится. Вроде каменистой дороги. Чехова с Книппер в этом ключе развивайте.
Получив аванс, расписавшись в каких-то бумагах про авторские права, которые издательство, обязуясь выплатить приятную сумму, забирало себе, Аня собралась уходить. Татьяна не то хмыкнула, не то крякнула:
– Аня, что главное в вашей работе?
– Э-э-э, не знаю… Достоверность?
– К чёрту достоверность! Главное – клубничка. Ну, что там было? Чулки, корсеты…
Пока редактор накидывала похабные детали, Аня машинально конспектировала, думая, что не так она хотела стать писателем. Совсем не так.
Однако аванс позволял месяц жить в Ялте. Месяц, как захочется ей самой.
А рукопись, готовая рукопись – помогла бы снять квартиру. Без матери, без Руслана. Не разрывая с ним, но и не деля быт, который ей хотелось устроить, наконец, по-своему.
Под мерное тарахтение вентилятора, заглушавшее гомон переулка, Аня удалила те полстраницы из кафе – и напечатала быстро, как под диктовку: «На набережной Ольга вывихнула лодыжку…».
На набережной Ольга вывихнула лодыжку. Прямо за павильоном Верне, где публика уже с утра пила нарзан и кофе, закусывая бисквитами, проклятый шпиц потянул за кошкой, шлейка чиркнула о фонарь, дернула Ольгу и опрокинула бы ее прямо в море, бежавшее бурунами, если бы каблук не провалился в ямку. Булыжник, который должен быть здесь, видно, «плохо лежал», как говорил отец Ольги, – вот его и утащили на стройку очередной ялтинской дачи. Ольга слышала, с тех пор, как тут обосновался Чехов, земля взлетела в цене. Восемь рублей за сажень! И почти всю расхватали. Одинокий купальщик в белой рубахе, надувшейся в воде пузырем, едва оглянулся на взвизгнувшую Ольгу и неумело зашлепал по воде руками.
Пес живо вычистил белую шерстку от пыли, смешанной с тополиным пухом, и снова крутился возле Ольги, оправлявшей платье. Вдруг из павильона две матроны в кружевах под руки вывели Чехова и потащили прямо к ней. Он был выше, чем Ольга воображала, и чуть загребал ботинками на ходу. За ними