Прохлада забирается под тонкий свитерок —
Уже тепла и холода примерно пополам.
Прилипшая газета бубнит, как пулемёт,
И где-то рядом каркает ворона.
Наверное, газета читателя зовёт,
А ворона матерится для фасона.
Я один на этом берегу
Возле ржавого подобия мангала.
Уже снег пообещали к четвергу,
И яхты разбежались от причала.
Мне кажется, недавно лето повенчалось,
У него в невестах – трепетная осень,
Она в багрянец с золотом одета,
И для них на небе расцветает просинь.
У меня хандра от одиночества,
Меня зовут, а я не слышу голоса.
Но, когда не веришь в наветы и пророчества,
Не забудь, что есть на свете чудеса.
Упрёк
Я уснул за письменным столом,
И то ли в лунных бликах, то ли в отраженьях,
Я опять себя увидел слабаком
В своих самых главных объясненьях.
Это моя память – цыганка-лихоманка —
Мне же мои тайны продаёт,
И у меня с ней снова перебранка,
И она меня по новой упрекнёт.
Что не сумел переступить порог,
А что было, никогда не повторится.
Мне было дано, а я не смог,
И самому с собой не примириться.
А упрёк – как беспробудный сон,
Он ни в ноту и ни в рифму не ложится,
Он и гром, и колокольный звон,
А если и умрёт, то возродится.
Но я живой, блуждающий в потёмках,
И пусть это звучит, как некролог,
Я высеку на памяти обломках:
«Ты прости меня, что я не смог».
Утро
Над Мясницкой утро зацвело,
Побудку барабанит барабанщик,
Просыпается Бульварное кольцо,
Если дважды позвонил дедушка-трамвайщик.
Уже на Чистопрудном школьники галдят,
А карасище на пруду делает кульбит.
Уже и липы потихоньку золотят,
И шмель мохнатый над гортензией кружит.
Витрины с зазеркальем взялись поиграть,
А у скамейки голуби воркуют.
Они пытаются прохожим рассказать,
Как по бабушке-кормилице тоскуют.
Ждут горячий хлеб на углу у булочной,
Тут свой дух и свой ангажемент.
Здесь каждый дом в архитектуре переулочной
Имеет свой особый постамент.
Москва красива и чиста, как небосвод,
Поклонилась утренней Звезде.
Это значит, что Благая Весть придёт
По освежающей сентябрьской росе.
Чудеса
Здесь уже давно беспросветно серо,
Солнцу не хватает силы улыбнуться.
Всё вокруг настолько отсырело,
Что воробей не может отряхнуться.
Кругом дроблёный щебень вперемежку с глиной,
Под серым небом на самом крае света,
А добрая волшебница взмахнула пелериной
И ушла по краешку рассвета.
И свет явился, розовый