Левая штанина джинсов была разорвана. Из-под лохмотьев ткани виднелась рана. Она выглядела столь ужасно, что я на миг впала в ступор. Никак не могла понять, что у меня перед глазами, и возникшее чувство нереальности происходящего подействовало на меня успокаивающе. Из голени был выдран кусок, словно медведь постарался. Кожу будто изрезали на лоскуты. На пол натекла лужа. Носок пропитался кровью. Ботинок тоже.
– Слава богу, – сказал он. – Помоги мне, пожалуйста.
Я закричала. Крик вырвался из моего нутра, словно вой сирены скорой. Казалось, столь объемный звук, высокий и пронзительный, просто не мог уместиться в моем теле.
– Убирайся! – визжала я. – Это мой дом! Убирайся!
– Успокойся, – сказал он.
– Смотри, что ты наделал! Весь пол залил кровью, а Дарлин его недавно мыла!
Незнакомец отступил назад, поднял здоровую руку, пытаясь меня утихомирить. Я тоже отступила на шаг, подальше от него. Вдохнула острый запах освежителя воздуха и невольно сжала руки в кулаки. И только теперь заметила, что его каштановые волосы завязаны в неряшливый конский хвостик, а на лице – густая золотистая бородка.
– Не знаю, насколько серьезны мои раны, – проговорил он. – Возможно, я умираю.
Я пристально посмотрела на него.
– Я так рад, что это ты, – сказал он. – Очень хотел, чтобы это оказалась ты.
Озадаченная, я окинула его растерянным взглядом еще раз. Высокий, долговязый, худой. Одна ладонь раздроблена, наверное, и не заживет. Пальцев на ней не хватало, а те, что остались, были не той длины. На месте мизинца и безымянного торчали кровоточащие обрубки. Синие джинсы пропитались грязью и кровью. Он стоял на правой ноге, левая, согнутая в колене, едва касалась пола. Рубашка пестрела красными загогулинами, похожими на иностранные буквы, но раны под ней, видимо, не было. Смуглое и в то же время бледное лицо. Широкий подбородок. Прямой нос. Наконец я встретила его взгляд.
Он пошатнулся, ухватился за стену, чтобы не упасть. И я с радостным криком бросилась к нему. Это же мой брат!
Такер сказал, что он голоден, и я сделала ему сэндвич. Он попросил воды, и я принесла ему стакан. Он стал с жадностью пить, проливая воду на подбородок. Я сделала ему еще один бутерброд. Снова и снова наполняла водой его стакан. Он ел и пил с ненасытностью дикаря, будто пищи и воды не видел несколько недель. Торопливо поглощая сэндвич, пачкал кровью хлеб, но все равно запихивал его в рот.
Он велел, чтобы я помогла ему раздеться. От него исходил смердящий запах – грязи, пота, нечистот и чего-то кислого, как от дохлых мышей, которых я иногда находила в ловушках, расставленных Дарлин в кухне. Одежда Такера затвердела от крови, и это создавало трудности. Ткань не поддавалась. Несколько пуговиц приклеились наглухо – вообще не расстегнуть. Раны были рваные,