– Ну, добре, – кивнул среднему сыну отец и тот, еще раз поклонившись в пояс, ушел со своими к гостям, уступая помост следующим.
Князь Святослав, правитель древлянских земель, неспешно, степенно взошел на помост перед отцом и поклонился так же неспешно, глубоко. Как же не похожи были эти два брата!
В крови князя Святослава, помимо крови славян и варягов через отца, текла так же буйная германская кровь через его мать, Мальфриду, богемскую княжну. Даже в легкой шелковой рубахе и широченных, дорогой крашеной ткани шароварах, древлянский князь казался, тяжел и широк. Если у Мстислава походка была легкой, мягкой – ровно у кота какого, то могучий Святослав и в этом отличался, ступая тяжко, плотно. И вправду, даже на первый взгляд – не было в нем стройности и тонкости в поясе брата из Тьмутаракани. Зато грудь – как печь в гриднице, на ребрах – мышцы-подушки, отталкивают в стороны длинные тяжкие руки. Богатырь, а не князь! За ухом к затылку – длинный сабельный разруб прячется в густящей гриве волос, и оттого, видно, тянет князь голову в левый бок, ровно размышляет или присматривается. Широченная, длинная, темная бородища и подавно, на глаз, увеличивала тяжесть и мощь фигуры сына. Усов Святослав тоже никогда не стриг, и потому опускались они у него в бороду на грудь, как два живых, шевелящихся щупальца. Страшная сила скрывалась в плечах и руках древлянского князя – не раз видел Владимир как подвыпивший Святослав, заспорив, красуясь силой, на спор же, одним ударом своего страшного, в половину длиннее обычных, меча разваливал быку череп – от рогов до ноздрей, или подковы гнул сразу по две.
Святослав низко поклонился, поклонились и пришедшие с ним. Не мог не взять с собой сын и своих сыновей – Святовида, Володаря и младшего своего, Яна. Первые двое – пошли в отца, румяные, кучерявые, русоволосые здоровяки, а вот третий, светло-сметанной головой с прямыми волосами – в мать.
– Здрав будь отец мой! – гулкое эхо грохочущего голоса долго испугано металось еще по углам терема, когда князь продолжил. – Долгие годы жизни тебе! Прими и от нас с сыновьями подарочек.
– А чего других внуков не взял с собою? Аль наказаны?
– Не, отец. При дружине оставил – озоруют в наших землях беглые степняки да другие лихие людишки. Пущай учатся. Не все ж мне старому ратиться.
Владимир покивал, мол «верно-верно – не всеж тебе, самолично, за каждым татем бегать». Древлянский князь, приняв кивки за нетерпение, махнул рукой – и старый, еще из его дружины, варяг Могута, ныне воеводствующий при Святославе, кряхтя, поставил большой ларец перед князем, до краев наполненный золотыми кубками да украшениями не местной работы.
– Добро, – одобрил Владимир, и помягчав голосом, улыбнулся старому боевому товарищу. – Могута, старый ты черт, все еще жив?
– Даже в седле княже, – с улыбкой, достойно ответил старый воин.
– Ах, ты ж. А сие откуда? С кем ратились? Явно ж не нашенское! А я и знать не знаю! Кого примучивали?
– То можно спросить у угров, Великий князь. Они, как