Крутилина больно резануло слово «нашему» – Ангелина очень хотела детей, а он, как мог, сопротивлялся:
– Знаешь, как тяжело незаконнорожденным? – уверял он её. – Все в них пальцем тычут.
– Так что из-за предрассудков мне детей не рожать? – возмущалась любимая.
– Ну… мы что-нибудь придумаем. Как только во Франции волнения успокоятся, туда поедем. Говорят, там венчают не в церкви…
– А где?
– В полиции. Приходишь и говоришь: запишите нас мужем и женой. И всё!
– А в России такой брак призна̀ют?
– Не знаю, – честно ответил Иван Дмитриевич. – Надо у князя Тарусова спросить. Он юрист, должен знать.
Кухарка Степанида, служившая ещё при Крутилине, от радости разве что на шею не бросилась:
– С Рождеством, Иван Дмитриевич!
Хорошо, что предусмотрительная Геля и для неё подарочек купила – клубок шерсти для вязания. Следом выбежал Никитушка:
– С Рождеством! С Рождеством!
Скинув Степаниде шубу, Иван Дмитриевич подхватил сына и подкинул к потолку.
– Осторожно, зашибешь, – прошипела вместо поздравлений Прасковья Матвеевна.
– А подарки принес? – спросил у отца Никитушка, тут же поставленный на ноги.
– А как же! Это тебе, это снова тебе, – Иван Дмитриевич доставал подарки из бумажного пакета, – а это маме.
– Опять от Гельки? – спросила сквозь зубы Прасковья Матвеевна, брезгливо оглядывая шагреневый календарь.
– Что ты? Самолично покупал.
– Икону в том поцелуешь? – усмехнулась бывшая супруга.
– Конечно, – вздохнул Иван Дмитриевич, решив, что грех в том невелик.
Иван Дмитриевич подошел к киоту и застыл как вкопанный.
– Что? Никак передумал? – снова усмехнулась Прасковья.
Крутилин, не отрываясь, смотрел на полку, на которой стояла икона «Рождества Христова». Судя по потрескавшемуся лаку, старинная. А согласно описания, едва не выкинутого вчера в ведро, похожая на украденную в Булатово – в центре на красном ложе Богоматерь в черном одеянии, прямо над ней в окружении ангелов вол и ослик, смахивающий на коня; в левом верхнем углу спешат в Вифлеем волхвы с дарами; в правом – ангелы сообщают пастухам Благую весть; внизу под Богоматерью её муж Иосиф Обручник и две служанки – у одной на руках младенец, вторая наливает воду в купель для его омовения.
– Так будешь целовать или передумал? – вопросила бывшая жена.
Иван Дмитриевич, перекрестившись на икону, прошептал молитву:
– Господи Боже, славься тот день, когда случилось Рождение Твое! Обращаемся мы, грешные, к Тебе за помощью и просим избавить нас от трудностей повседневных. Услышь молитвы наши и помоги обрести душевный покой и мир. Явись же к нам да помоги нам, к Тебе, Великому Спасителю, обращающимся. Аминь.
Взяв икону в руки, троекратно ее расцеловал, а затем повернул, чтобы осмотреть обратную сторону. Ведь главная примета расположена там – след от пожара в виде крупной груши. Есть