Она остановилась перед ним, выдохнула. Потом повернулась, взяла креманку, ложку для мороженого. Наклонилась над холодильником, потянулась вниз, вдавила ложечку в толщу мороженого. Эрл посмотрел на старика и, когда юбка Дорин поползла вверх по ляжкам, подмигнул. Но старик как раз поймал взгляд другой официантки. А потом сунул газету подмышку и полез в карман.
Вторая официантка подошла к Дорин.
– Это чего за тип? – сказала она.
– Который? – сказала Дорин и огляделась, держа креманку в руке.
– Вон тот. – Вторая официантка кивнула на Эрла. – Чё за козел такой?
Эрл навесил на лицо самую очаровательную свою улыбку. Задержал ее там. Держал, пока лицо не разъехалось окончательно.
Но вторая официантка просто разглядывала его, а Дорин принялась медленно покачивать головой. Старик положил рядом с чашкой какую-то мелочь, встал – но тоже задержался, чтобы услышать ответ. Все они вглядывались в Эрла.
– Коммивояжер. Мой муж, – наконец сказала Дорин, передернув плечами.
А потом поставила перед ним мороженое без шоколадного сиропа и пошла пробивать ему чек.
Вы доктор?[6]
Когда зазвонил телефон, он выбежал из кабинета в халате, пижаме и тапочках. Уже десять с чем-то, так что звонок мог быть от жены. Она привыкла звонить поздно, когда уезжала из города и прикладывалась к рюмке. Работала она по закупкам и уехала еще в начале недели.
– Да, дорогая, – сказал он. А потом еще раз: – Привет.
– Кто это? – спросил женский голос.
– Нет, кто это? – сказал он. – Какой номер вы набрали?
– Минутку, – сказала женщина. – Я набрала двести семьдесят три восемьдесят шестьдесят три.
– Это мой номер, – сказал он. – Откуда он у вас?
– Не знаю. Был написан на бумажке, когда я вернулась с работы, – сказала женщина.
– А кто его записал?
– Не знаю. Наверное, няня. Кто же еще.
– Ладно, я понятия не имею, откуда она его взяла, – сказал он, – но это мой домашний номер, и в телефонной книге его нет. Я был бы вам весьма признателен, если бы вы эту бумажку просто выбросили. Алло? Вы меня слышите?
– Да, я вас слышу, – сказала женщина.
– Что-то еще? – сказал он. – Уже поздно, и я очень занят.
Грубить ему не хотелось, но и рисковать было незачем.
Он сел на стул рядом с телефоном и сказал:
– Простите за резкость. Я просто хотел сказать, что сейчас действительно поздно, а еще я не понимаю, откуда у вас мой номер.
Он снял тапок и стал массировать ступню, держа трубку возле уха.
– Я тоже не знаю откуда, – сказала она. – Я же вам уже сказала, что просто увидела его на бумажке, и больше там ничего написано не было. Я спрошу у Аннетт – это няня, – когда она придет завтра. Простите, что побеспокоила. Мне эта бумажка только что попалась на глаза. Я, как пришла, все время была на кухне.
– Да ладно