– Да, сэр. Внизу ждет друг доктора Гримо. Он только что прибыл и хотел бы с вами встретиться. Не думаю, что это что-то срочное, но он входит в круг завсегдатаев таверны «Уорвик». Его зовут Петтис. Мистер Энтони Петтис.
– Петтис, а? – повторил доктор Фелл, поглаживая двойной подбородок. – Это, случайно, не тот Петтис, который коллекционирует истории о призраках и пишет эти замечательные предисловия? Хм, да, не могу не спросить. И как он во все это вписывается?
– Это я спрашиваю вас, как сюда вообще что-либо вписывается, – стоял на своем Хэдли. – Дела обстоят так. Я встречусь ним только в том случае, если ему действительно есть что сказать. Узнайте его адрес, будьте так любезны, и передайте ему, что я позвоню утром. Договорились? Спасибо. – Он повернулся к доктору Феллу. – А теперь рассказывайте о семи башнях и несуществующей стране.
Доктор подождал, пока Миллс уведет сержанта Беттса к дальней двери в противоположном конце коридора. Полную тишину нарушали только приглушенные голоса, доносящиеся из комнаты Гримо. Весь коридор до сих пор был освещен ярким желтым светом, льющимся со стороны большой арки над лестницей. Доктор Фелл немного похромал по коридору, внимательно осматриваясь. Его взгляд упал на три окна, обрамленные коричневыми занавесками. Он их задернул и проверил, чтобы никто не смог заглянуть снаружи. Потом Фелл кивком пригласил Хэдли и Рэмпола подойти к лестничной площадке.
– Летучка, – сказал он. – Я признаю, что, прежде чем мы перейдем к следующему свидетелю, нам не помешает сравнить наши наблюдения. Момент с семью башнями пока опустим. Я подойду к нему постепенно, прямо как Чайлд Роланд98. Хэдли, те несколько бессвязных слов, которые мы услышали, могут оказаться самым важным ключом к разгадке. Пока что это единственное настоящее свидетельство, которое у нас имеется, потому что оно прозвучало из уст самой жертвы. Я имею в виду те несколько фраз, которые пробормотал Гримо перед потерей сознания. Очень надеюсь, что мы все их расслышали. Помните, вы спросили у него, не Флей ли в него выстрелил. Он покачал головой. Вы спросили у него, кто это сделал. Что он на это ответил? Я хочу, чтобы вы оба сказали, что вам послышалось.
Фелл посмотрел на Рэмпола. Воспоминания американца были смутными. Он отчетливо помнил некоторые слова, но не мог в точности воспроизвести все, что услышал, потому что для него все заслоняла яркая картина: залитая кровью грудь и судорожно дергающаяся шея.
– Мне кажется, первое, что он сказал, было «хворать», – помедлив, наконец ответил Рэмпол.
– Ничего подобного, – тут же оборвал его Хэдли. – Я все сразу записывал. Первым, что он сказал, было «Бат». Хотя я не очень-то понимаю, к чему…
– Давайте не будем спешить с выводами, – сказал доктор Фелл. – Ваша белиберда столь же бессмысленна, как и моя. Продолжайте, Тед.
– Я не готов поручиться за то, что запомнил, но… Потом я услышал, как он сказал «не самоубийство» и что-то вроде «он не мог использовать веревку». Потом он упомянул крышу, снегопад и лису. Последнее,