– Понимаю. Но ведь общее-то представление складывается!
– О да. Только представления свои нужно проверять – подкреплять фактами и все такое. Нельзя выстраивать теории, ни на чем не основанные.
– Опасная штука – теории! Например, – возьмем наш случай, – за свою недолгую жизнь довелось мне поглядеть на пару-тройку покойничков, и, если бы я стал разводить теории на этот счет, просто судя по внешнему виду тела, знаете, что бы я сказал?
– Одному Господу известно, что скажет неспециалист по поводу медицинской проблемы, – отпарировал доктор, кисло усмехаясь краем губ.
– Верно, ах, как верно! Ну так я бы сказал, что скончался он весьма давно.
– Это слишком расплывчато.
– Вы сами сказали, что трупное окоченение заметно развилось. Ну, дадим шесть часов на то, чтобы оно наступило, и… когда там оно сходит?
– В тот момент окоченение уже разрешалось – разве я об этом не упомянул?
– Упомянули. А мне казалось, что трупное окоченение сохраняется в течение двадцати четырех часов или около того?
– Иногда. А иногда сходит очень скоро. Быстро развилось – быстро разрешилось, вот такое правило. Однако я с вами согласен: при отсутствии прочих данных я бы сказал, что смерть наступила куда раньше десяти утра.
– А, признаете?
– Признаю. Но мы знаем, что генерал пришел в клуб не раньше четверти одиннадцатого.
– Итак, вы беседовали с Уильямсоном?
– О да. Я подумал, что лучше все проверить, насколько возможно. Так что могу лишь предполагать, что, поскольку смерть наступила внезапно, да и в комнате было тепло, – покойный ведь сидел у самого огня, – процесс начался и закончился очень быстро.
– Хм-м! Вы, разумеется, отлично знали конституцию бедолаги?
– Да, пожалуй. Генерал Фентиман был очень слаб. Сердце, знаете ли, начинает сдавать, когда перешагнешь за девятый десяток. Это могло произойти где угодно: я так и ждал, что он вот-вот отдаст богу душу. Кроме того, старик, видите ли, пережил изрядное потрясение.
– Что же произошло?
– Повидался с сестрой накануне вечером. Вам, полагаю, о встрече уже рассказали, раз вы, похоже, все об этом деле знаете. А после того генерал отправился на Харлей-стрит, ко мне. Я посоветовал ему постельный режим и покой. Артерии перегружены, пульс аритмичный… Старик разволновался – что вполне естественно. Ему бы хорошенько отдохнуть. А я так понимаю, он настоял на том, чтобы встать, несмотря на головокружение и слабость, – доплелся сюда, – а попробуй его удержи! – и тотчас же испустил дух.
– Это все понятно, Пенберти, но когда – когда именно – это произошло?
– Один Бог знает. А я – так нет. Еще стаканчик?
– Нет, спасибо; не сейчас. Послушайте, я так полагаю, у вас никаких сомнений не осталось