И снова Гермес позаботился о том, чтобы скрыть следы своей проделки. Остатки запеченного мяса он закинул в костер, а свои хитроумные сандалии неохотно пустил по водам Алфея. Но уничтожить все подчистую гордость ему не позволила: коровьи шкуры он аккуратно разложил на скале и превратил в камень, увековечив свой подвиг.
Когда занялась заря, возвещавшая второй день его жизни, Гермес стремглав помчался домой, на Киллену. Протиснувшись через замочную скважину двери в пещеру, он нырнул в колыбель и зарылся в пеленки, словно все время тут и лежал.
Однако Майю ему провести не удалось: она уже догадалась, на что способно ее дитятко, когда проснулась накануне и обнаружила, что его нет в пещере. Она предупредила Гермеса, чтобы не вздумал безобразничать, а главное, ни в коем случае не совался к Аполлону – о вспыльчивости лучезарного были наслышаны все боги.
– Мама, перестань обращаться со мной как с младенцем, – отмахнулся Гермес. – У меня большие планы! Мы с тобой достойны приличной жизни, мы должны пировать на Олимпе, а не ютиться тут в одиночестве. Клянусь, так или иначе я сделаю нас олимпийцами.
Аполлон тем временем довольно быстро обнаружил пропажу пятидесяти коров. Отправившись на их поиски, он встретил старика, возившегося в винограднике, и спросил, видел ли тот что-нибудь. Презрев угрозы Гермеса, старик описал все как было, указывая своим костлявым пальцем на странные отпечатки на земле. Но даже с его помощью Аполлон не мог отыскать стадо, пока не увидел парящего в небе орла – птицу Зевса. Его тут же осенило, что вор, должно быть, не кто иной, как новорожденный Зевсов сынок – его, Аполлона, собственный единокровный брат. Аполлон ворвался в пещеру Майи и перевернул в ней все вверх дном, ища – и не находя – своих коров. Тогда он грозно навис над колыбелью Гермеса:
– Ты, маленький паскудник, где мои коровы? Признавайся, или я швырну тебя в Аид, и играй там в царя мертвых детишек до скончания веков!
– Почем я знаю, куда они заплопастиись, – прокартавил Гермес. – Я майенький! Я даже не знаю, что такое эти – как там ты их назвал? – калёвы. Я знаю только теплые пеленки и мамино молочко. Клянусь Зевсом, никаких калёв я в эту пещелу не пливодил.
Гермес прижал подбородок к груди и захлопал ресницами, придавая себе еще более невинный вид.
Но Аполлон, которого младенческие складочки не умиляли, забросил Гермеса на плечо, словно мешок зерна, и понес прочь. Сообразительный Гермес в ответ на это выпустил газы и тут же чихнул, присовокупляя к едкой вони загадочное знамение. Аполлон скинул его на пол и застыл в замешательстве: разум прорицателя терялся в догадках, что это все должно значить.
Именно на такую реакцию Гермес и рассчитывал: вскочив с пола, он тут же кинулся на Олимп, к трону своего отца. Спустя пару мгновений следом за ним прибыл запыхавшийся Аполлон. Братья затараторили, перебивая