У белок ясные глаза[20]
Я имел, как мне показалось, несчастье влюбиться в великолепное создание, в амазонку, в чистой воды Диану. Ее пентхаус, служивший ей скромным временным пристанищем, представлял собой одну громадную комнату, щедро украшенную головами и шкурами охотничьих трофеев, добытых с помощью винтовки, карабина и дробовика. Бах – и ковер перед камином! Бац – и шуба! Пиф-паф – и пара удобных варежек!
Но на самом деле одежда просто душила ее. Обладая в высшей степени нордическим характером, она расхаживала по своему огромному жилищу в одной только легкой хламиде, которая демонстрировала ее бесподобные руки и ноги, окрашенные загаром в несколько тонов темнее белокурых волос охотницы. И я влюбился. Какие руки! Какие ноги! Какие волосы! Вот это любовь!
Она лишь посмеялась.
– Белка, – сказала она (она всегда называла меня «белкой»), – ничего не выйдет. Хотя ты очень милый и напоминаешь мне Бопотити. Он жил на дереве у берега реки Конго.
– Козявочка, – сказала она своей противной маленькой обожательнице, которая вечно лежала, свернувшись комочком, на какой-нибудь из шкур. – Козявочка, покажи ему фотографию Бопотити.
– Право же, – заметил я. – Мы вовсе разные. Я куда грациозней, скорее как птица.
– Да, но он всегда приносил мне мьна-мьна. Каждое утро.
– Я стану приносить тебе любовь в любой час. Выходи за меня.
– Нет.
– Тогда живи со мной.
– Нет-нет. Я живу со своим оружием. Мир не может сладострастно насмехаться над девушкой, живущей благочестивой жизнью с винтовкой, карабином и дробовиком.
– Любовь гораздо лучше.
– Ха-ха! Прости, но я не могу не рассмеяться.
И она, упав на шкуру белого медведя, зашлась в пароксизме хохота.
Совершенно раздавленный, я решил покончить с собой. Размышляя о самом выразительном методе самоубийства, я вдруг вспомнил человека по фамилии Харрингей, таксидермиста, который часто появлялся у нее на коктейлях и всегда рассматривал меня с дружеским интересом.
Я отправился к нему в мастерскую. Он был там один.
– Харрингей! Сделайте из меня чучело!
– Конечно. Чем вас набить? Стейком? Китайским рагу? Или чем-то изысканным?
– Нет, Харрингей, битумом. Хочу, чтобы на мне вы проявили все свое искусство. Отошлите меня мисс Бьёрнсторм с моими комплиментами. Для ее коллекции. Я люблю ее.
Тут я не выдержал и разрыдался.
Харрингей, этот удивительный, похожий на сову человек, повел себя великолепно. Он изложил мне свою философию и наполнил меня воодушевлением.
– Отправляйтесь как есть, – сказал он. – Возможно, любовь настигнет ее. К счастью, ваши глаза от природы немного стеклянные. Вам нужно всего лишь выдерживать позу.
– Думаете, любовь придет сама собой?
– Она наверняка признает в вас дивного неподвижного спутника для – как ее там, на языке вертится – этой штуки на дереве,